Избранные произведения (Шопенгауэр) - страница 35
Так в природе всюду видим мы спор, борьбу и попеременную победу, и далее ясней увидим в этом свойственное воле раздвоение в самой себе. Каждая ступень объективации воли оспаривает у другой материю, пространство и время. Пребывающая материя должна непрестанно менять форму, так как, под руководством причинности, механические, физические, химические, органические явления жадно теснятся к обнаруживанию и вырывают друг у друга материю, ибо каждое стремится раскрыть свою идею. Эту борьбу можно проследить через всю природу, которая даже ею только и держится: «Если бы не было вражды в вещах, вообще ничего бы не было, как утверждает Эмпедокл» (Аристотель. «Метафизика», Б, 4), так как эта борьба только указывает на свойственное воле раздвоение в самой себе. Высшей наглядности достигает эта всеобщая борьба в мире животных, который питается растениями и в котором в свою очередь всякое животное становится добычей и пищей другого, т. е. должно уступить материю, в которой выражалась его идея, для выражения другой, так как каждое животное может поддерживать свое существование только постоянным уничтожением других; так что воля (желание) жизни всюду самоядно и под различными формами служит себе же пищей, и наконец род человеческий, покоряющий все остальные, видит в природе фабрикат для своего употребления, и тем не менее он же, как это мы увидим в четвертой книге, проявляет в себе самом эту борьбу, это раздвоение воли, с ужасающей очевидностью, и становится «человек человеку волк». Между тем мы узнаем ту же борьбу, то же порабощение и на низших ступенях объективации воли. Многие насекомые (особенно ихневмониды) кладут свои яйца на кожу, даже в тело личинок других насекомых, коих медленное разрушение является первым делом выползшего выводка. Молодой полип, в виде ветки вырастающий из старого, от которого со временем отделится, сражается уже с ним из-за добычи, хотя еще не отделился, — причем один вырывает ее изо рта у другого (Трембли. «Полипы», II, стр. 110 и 111 стр. 165). Но самый яркий пример в этом роде представляет австралийский муравей бульдог («булл-дог-ант»): когда его разрежут, начинается бой между головной частью и хвостом: первая нападает своими челюстями, а последний храбро защищается, уязвляя первую. Бой продолжается около получаса, пока части умрут или будут утащены другими муравьями. Такое явление повторяется каждый раз (из письма Говитта в «Научном журнале», перепечатано в «Месенджер» («Вестник») Галиньяни, от 17-го ноября 1855). На берегах Миссури встречаются могучие дубы, до того обвитые по стволу и сучьям исполинской дикой лозой, что дуб, связанный и обтянутый, как бы удавленный, должен засохнуть. То же самое оказывается даже на низших ступенях, например, там, где посредством органической ассимиляции вода и уголь превращаются в растительный сок, а растение или хлеб в кровь, и также всюду, где, при ограничении химических сил второстепенным кругом деятельности, происходит животное выделение; затем и в неорганической природе, когда, например, образующиеся кристаллы встречаются, перекрещиваются и до того друг другу мешают, что не могут выказать чистой формы кристаллизации. Почти каждая друза представляет отпечаток такой борьбы воли на столь низкой ступени ее объективации. То же происходит, когда магнит навязывает железу свою магнитность, чтобы и тут выразить свою идею; или когда гальванизм, осиливая избирательные сродства и разлагая сильнейшие соединения, до того обессиливает химические законы, что кислота соли, разлагающейся у отрицательного полюса, принуждена пройти к положительному полюсу, не соединяясь со встречаемыми по пути щелочами и даже не смея окрашивать в красный цвет попавшегося лакмуса. В больших размерах это проявляется в отношении между центральным телом и планетой: последняя, несмотря на решительную зависимость, все еще сопротивляется, подобно химическим силам в организме. Из этого возникает постоянная борьба центростремительной силы с центробежной, борьба, которая, поддерживая движение мироздания, сами служит выражением той всем проявлениям воли присущей борьбы, которую мы здесь рассматриваем. Ибо, так как всякое тело представляет проявление некоторой воли, а воля неизбежно проявляется стремлением, то первобытным состоянием каждого шаровидного мирового тела не может быть покой, а должно быть движение, стремление вперед, в бесконечное пространство, без отдыха и цели. Этому не противоречит ни закон косности, ни закон причинности. Ибо, так как согласно первому, материя, как такая, равнодушна к покою и к движению, то движение, как и покой, может быть ее первобытным состоянием. Поэтому, находя ее в движении, мы так же мало вправе предполагать, что ему предшествовало состояние покоя, и спрашивать о причине наступившего движения, как и наоборот, если бы нашли ее в положении покоя, предположить предшествовавшее ему движение и спрашивать о причине его прекращения. Поэтому нечего искать первого толчка для центробежной силы, которая у планет, по гипотезе Канта и Лапласа, есть остаток первобытного вращения центрального тела, от которого они, по сокращению такового, отделились. Самому же этому телу существенно свойственно движение: оно продолжает вращаться и в то же время летит в бесконечном пространстве, или, быть может, носится вокруг. большого, нам незримого центрального тела. Это воззрение вполне согласуется с предположениями астрономов о центральном солнце, а равно и с замеченным передвижением всей нашей солнечной системы и, может быть, всей группы звезд, к которой принадлежит наше солнце. Из этого, наконец, можно заключить о всеобщем' передвижении всех неподвижных звезд вместе с центральным солнцем, каковое движение в бесконечном пространстве, правда, теряет всякое значение (так как движение в абсолютном пространстве не отличается от неподвижности) и тем самым, как уже непосредственно одним бесцельным стремлением и полетом, становится выражением той тщеты, той окончательной бесцельности, которую мы, в конце этой книги, должны будем признать за стремлением воли во всех ее проявлениях. Поэтому же самому бесконечное пространство и бесконечное время должны были быть самыми общими и существеннейшими формами всех ее проявлений, которые для выражения всей сущности ее только и существуют. Наконец мы можем разбираемую нами борьбу всех проявлений воли между собою признать даже в простой материн, как таковой, поскольку именно сущность ее явлений точно выражена Кантом, как отталкивающая и притягательная силы; так что самое бытие ее возможно лишь в борьбе противоположных сил. Оставя в стороне все химическое различие материи или вернувшись по цепи причин и действий так далеко назад, что химическое различие еще не существует, мы найдем простую материю, мир., скомканный в шар-, коего жизнь, т. е. объективация воли, состоит только из этой борьбы притягательной силы с отталкивающей. Первая в качестве тяжести со всех сторон стремится к центру, вторая в качестве непроницаемости противодействует ей косностью или упругостью, каковой постоянный натиск и сопротивление могут быть рассматриваемы как объективность воли на самой низшей ступени, уже там выражающей свой характер.