Нельзя. Положение обязывает.
Сидел. Ел. Пил. Произносил и слушал здравицы.
Ушел уже затемно. Вместе со Сладой.
Пешком шли. Вдвоем. Гридни, которым было положено беречь воеводу, нынче – кто с девкой валялся, кто – под столом. Гуляй, гридь молодецкая!
Подступи сейчас печенеги – голыми руками взяли бы стольный Киев.
Не подступят. После сегодняшнего разгрома долго еще не рискнут копченые посягнуть на вотчину Святослава.
Шли вдвоем, говорили негромко, переступали через пьяных. Тех, кто еще на ногах, Духарев отпихивал с дороги. На него не сердились. Кто потрезвее – кланялись.
Говорили о детях: о герое-Артёме, о младшем, Славке, который тоже обещает вырасти молодцом. О Данке: выросла девка, пора замуж выдавать.
А потом Слада как будто невзначай спросила:
– Говорят, ты себе наложницу завел там, в Булгарии?
«Вот псы, – подумал Духарев. – Уже успели наболтать».
Впрочем, может, и не они. Может, кто из гостей торговых доложил.
Сергей смутился. Но отрицать не стал. Кивнул. Лицо сделал сокрушенное.
– Язычницу?
– Нет, – Духарев слегка воспрял: есть в его любовнице качество, которое можно трактовать как плюс. Если, конечно, у любовницы, с точки зрения жены, могут быть плюсы. – Христианку.
Ошибся.
Слада заметно опечалилась. Оказалось: большой грех совершил воевода.
– Так что ж, будь она язычница, не грех, что ли?
– Грех, но меньший.
Вот и пойми после этого женщин. Хотя, если вдуматься… Для Слады язычница, может, и не совсем человек. Так, нечто для постельных утех.
– Я ее от богумилов спас, – сказал Сергей. – И не ее одну. Может, за это Господь мне часть грехов отпустит.
– Господь милостив, – поджала губы, отвернулась.
Духарев шагнул к ней, наклонился (уже отвык от того, какая она маленькая), привлек к себе ласково, шепнул на ухо:
– Ты – моя кесаревна. Только ты.
Слада молча вывернулась из его объятий (Сергей не посмел удержать) и выбежала из дома.
Духарев слышал, как она зло распекает подвернувшегося холопа.
«Что я такое сказал? – подумал он. – Почему она обиделась? – Тут же успокоил себя: – Ладно, вечером, на ложе, помиримся».
Однако этой ночью разделить с женой ложе ему не пришлось.
Умерла княгиня Ольга.
Ольгу похоронили скромно. Как она и завещала. Без тризны, без посмертных жертв и прощального пира… Скромно. И не курган насыпали над прахом великой русской княгини, а жалкую могилку, более подобающую жене какого-нибудь смерда, а не той, которая два десятилетия правила Киевской землей.
«Елена, раба Божья, кесаревна Русов», – было начертано на надгробной плите по-гречески и булгарской «кириллицей». Провожали княгиню ее единоверцы. И среди них – Сладислава, всю ночь просидевшая подле усопшей. Греческий священник, отец Константин, на греческом прочитал молитву.