– Открой, госпожа! – потребовал мужской голос. – Открой!
Коршунов дернулся, но Анастасия не отпустила. Обмякшее, отяжелевшее тело ее распласталось, растеклось по его груди и животу, влажный пальчик коснулся его губ: молчи!
– Что тебе нужно, Хвитс? – сонным голосом спросила Анастасия.
– Открой! Мы знаем, что он – у тебя!
– Кто – «он»? – спросила женщина. – Ты дурак, Хвитс! Ты зачем прервал мой сон? Вот я Стайне пожалуюсь…
– Открой, госпожа, или мы сломаем дверь!
В дверь стукнули еще раз – кулаком, а потом добавили чем-то тяжелым.
Дерево захрустело.
«Как удачно, что здесь – двери, а не обычная завеса из шкур», – подумал Алексей.
Так быстро Коршунов даже на курсантских сборах не одевался.
– Давай, ломай! – крикнула Анастасия. – Увидишь, что Стайна с тобой сделает, когда узнает, что ты ворвался ко мне ночью!
– Он все узнает, Стайса! – выкрикнул другой голос. – Лучше открой! Пусть твой любовник примет смерть как мужчина! Мы убьем его быстро! Эй, ты, слышишь нас?
– Молчи, – прошипела Анастасия.
Но Коршунов и не собирался вступать в дискуссию со стражей. Один раз, когда он пробрался сюда, эти бездельники его проворонили. Почему бы не повторить еще раз тот же трюк?
Пятно окна было чуть светлее, чем темнота в комнате. Коршунов осторожно выглянул…
Ага! Внизу топтались как минимум двое. Старались вести себя тихо, но у одного был насморк, а у второго, похоже, чесотка. Алексея это даже позабавило, хотя его положение трудно было назвать забавным. До бурга – километров десять, а вокруг полно людей Стайны. И все-таки, черт возьми, он ни о чем не жалел! Разве что о том, что невольно подставил Настеньку. Но ведь не убьет же ее Стайна! Что он, дурак – такую красавицу убивать? Что там у них за посягательство на чужую женщину полагается? Изгнание?
Он осторожно протиснулся в окно, зацепился за выступ, подтянулся – и через пару секунд уже лежал на соломенной крыше. Снизу ничего не заметили. И не услышали.
Анастасия через дверь громко препиралась со слугами. И одновременно очень тщательно вытиралась лоскутом ткани. Закончив, запихнула лоскут в щель между половиц.
За супружескую измену по здешним законам ничего хорошего не полагалось. Жену-изменницу – разметать лошадьми. Совратитель мог отделаться вирой. Если речь шла о рабыне, дети не имели права наследования. Или же мог быть казнен. Так же, как женщина. Если вина доказана. Мера пресечения устанавливалась судьей. Но муж мог отказаться от виры и мстить, если считал, что судья проявил излишнюю мягкость. Правда, в данном случае, когда потерпевший сам являлся Законом, на благорасположение судейства рассчитывать не стоило.