И Можер закатился хохотом.
Монахиня, раскрыв рот, часто закрестилась, другой рукой торопливо перебирая четки. Аббатиса давно уже держала распятие у губ и всё всматривалась в небеса: не грянет ли оттуда гром, не ударит ли молния в ее монастырь, не спустятся ли с небес архангелы с проклятиями на устах, возвещающие слово Божье? Но ничего не происходило, солнце все так же ярко сияло, слепя ей глаза, и она удивлялась, как это Бог не слышит такого святотатства? А если слышит, то почему не накажет?.. И тотчас вздохнув глубоко, аббатиса мотнула головой, отгоняя греховность мыслей: нельзя так, племянник ведь это ее.
Так же часто крестились тем временем и воздевали руки монахини и послушницы у грядок; они прекрасно слышали греховную речь гостя, Можер не умел разговаривать тихо.
Полную противоположность им всем являла лишь сестра Инесса. Она одна не молилась и не вопрошала небеса. Вместо этого, не отходя от нормандца ни на шаг, она во все глаза глядела на него, восхищаясь этим человеком, боготворя его. В ее глазах он был Прометеем, бросившим вызов богам.
Можер заметил этот взгляд.
– Кажется, мне удастся сделать из тебя человека, – сказал он. – А ты сама этого хочешь? Понимаешь, что я вытаскиваю тебя из могилы?
– Да, – пролепетала юная невеста Христова.
– Слава богу, хоть одна увидела всю гнилость этого болота.
– И все же вы обращаетесь к богу?.. – вопросительно выгнулись дугой брови послушницы.
– Не обращай внимания на это пустословие, – махнул рукой нормандец, и они вновь направились к воротам.
Им осталось уже несколько шагов, как наставница послушниц закричала вслед:
– Вы не смеете забирать сестру Инессу! Это запрещено уставом! Сам епископ совершил обряд посвящения на ступенях алтаря! Она дала Богу обет целомудрия!..
– Обет чего? – обернувшись, рассмеялся Можер в постное лицо сестры Барбеты. – Мне не знакомо это слово, детка, адресуй его своему небесному жениху. Что касается этой девочки, то она забудет его так же легко, как и произнесла.
Рено с нетерпением поджидал приятеля; Можер еще издали увидел его лицо сквозь дыру в воротах, а теперь и услышал обрадованный голос:
– Наконец-то, граф! Я уж подумал, не сожрали ли тебя ненароком церковные крысы?
– Одну, прозревшую, я веду за собой, Рено, – крикнул в ответ нормандец, – других, слепых, оставляю во мраке невежества. А, это ты, крошка? – поглядел он на привратницу. – Должно быть, соскучилась, ожидая меня? Зато я с добычей! Что поделаешь, ваша обитель поплатилась за это сломанной дверью. Благо, она оказалась достаточно высокой, не то мне пришлось бы расширить проем. Но что я вижу, ворота вновь на запоре? – он повернулся к настоятельнице. – Тетушка, прикажите своим овечкам снять засов, разве вы не видите, как я тороплюсь?