– Оно из Дамаска, вы только взгляните на…
– Сколько? – Ветер взъерошил волосы Венделина, отчего те встопорщились, словно иглы ежа.
Торговец обнажил в улыбке зубы.
– Этот бесценный и замечательный предмет мебели прибыл сюда по морю…
Венделин постарался, не слишком нарушая приличия, прервать поток его красноречия. Он торопился укрыться от ветра, который забрался ему под воротник и неприятно холодил щетину на подбородке. Более того, ему представлялось верхом безвкусицы спорить о деньгах, когда прекрасное бюро стояло совсем рядом. Как можно оценить в денежном выражении подобную красоту и полезность? Он чувствовал себя так, словно прикидывал стоимость собственной жены. Развязав рукав, он вручил торговцу три дуката, которые тот потребовал, пытаясь не думать о том, что они составляют стоимость полугодичной аренды небольшого дома. Пока венецианец стоял с открытым ртом, Венделин старательно втолковывал ему, что завтра в три с половиной часа пополудни сюда придут двое подмастерьев из stamperia и заберут у него бюро. Торговец молча улыбнулся и, порывшись в своем переднике, стал выписывать ему купчую, которую Венделин, не читая, сложил вчетверо и сунул в рукав, радуясь тому, что получил документальное подтверждение своего фантастического приобретения.
* * *
– Бюро из Ca’ Dario? – Его жена непритворно содрогнулась. – Там обитает сам дьявол.
– Собственно говоря, оно из Дамаска. Дорогая, ты сама прекрасно знаешь, что предрассудки, которыми полнится город насчет того дома, не имеют под собой никаких оснований. Мужчины и женщины умирают в каждом палаццо Венеции. – Ослепленный воодушевлением, которое вселила в него покупка, он не обратил внимания на тень печали, омрачившую ее чело, когда она постаралась не противоречить ему.
– Пожалуйста, не привози его сюда.
– Ах, ты ведешь себя очень глупо, любовь моя. Это очень красивая вещь. Ты сама всегда говорила, что мы должны окружать себя красивыми вещами. Разве не так поступают истинные венецианцы? Только посмотри на стекла, которые ты собираешь.
Венделин привлек жену к груди. Его охватило раздражение, когда он заметил, что она вся дрожит. Это лишало его поступок прелести и очарования. Неужели он не имеет права на один-единственный импульсивный и оригинальный жест? Который мог совершить любой венецианец, удостоившись потом заслуженных похвал?
– Я не хочу, чтобы эта вещь попала к нам в дом. Я умоляю тебя.
– Я уже заплатил за него. – Венделин протянул ей купчую. – Не плачь. Вот увидишь, оно тебе понравится. – Он ободряюще улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.