Но она ограничивается тем, что говорит:
– Мы должны действовать, как мужчины, говорить прямо и открыто о том, чего хотим и что может принести успех. Соперничество печатников убивает их всех. Это – типично мужской недостаток, но исправить его должны женщины. Мужчины не способны сами помочь себе.
– Ты хочешь сказать, что Венделин должен сдаться? – спрашиваю я, не веря своим ушам.
– Нет, нет, нет, нет, – отвечает она нетерпеливым шепотом. – Мы должны быть умнее. – Она окидывает меня долгим взглядом своих хитрых глаз, и я понимаю, что ненавижу ее сильнее, чем кого бы то ни было, даже Фелиса Феличиано.
Поэтому я не доставляю ей удовольствия, поинтересовавшись, что она имеет в виду. Я всего лишь разворачиваюсь на каблуках и говорю:
– Меня ждет муж. Но ему не понравится, если он не застанет меня дома, вернувшись с работы.
– Конечно-конечно, – говорит Паола, разглядывая свои короткие, уродливые и безупречные ногти. Она даже не говорит мне «до свидания».
* * *
Джентилия смотрела в зеркало гораздо чаще, чем это приличествовало монахине. Себе она говорила, что опасается, не растрепалась ли прическа, нет ли пятна сажи на носу. Она думала, что просто не хочет привлекать к себе внимания. Но Джентилия редко меняла что-либо в своей внешности и с каждым взглядом чувствовала себя все увереннее.
Ну и что с того, что уши ее располагались слишком высоко на голове, отчего она (а также из‑за тяжелой квадратной челюсти) походила на свиноматку? Она знала, что ее большие глаза очень красивы, а волосы имеют модный бледно-золотистый оттенок. Это Сосия должна быть смуглой брюнеткой. И волосы у нее непременно грязные и жирные. А уши у нее наверняка маленькие, и их оттягивают блестящие черные сережки. Пожалуй, она носит обтягивающие платья, а ее маленькие груди выпирают, словно столовые ложки со сливками.
Джентилия готова была терпеть прикосновения слепых монахинь к своему лицу; они не вызывали у нее неприязни. На самом деле ей даже нравилось, как они осторожно дотрагиваются до ее мягкой кожи, задерживаясь на ее крупных веках. Ей нравилось чувствовать их дыхание на своем лице, пусть даже они были старыми и уродливыми. «Интересно, Сосия чувствует то же самое, когда ее трогают мужчины?» – думала она.
Она старалась выглядеть грациозной, для чего пыталась сгладить впечатление грузности, исходившее от ее фигуры. Останавливаясь после ходьбы, одну ногу она ставила под углом к другой – еще в детстве она видела, что так делала какая-то танцовщица.
И еще она не могла беспристрастно смотреть на красоту других женщин. Если у какой-либо девушки вдруг оказывались красивые глаза, Джентилия обнаруживала, что рассматривает собственные руки или касается кончика своего носа, размышляя, не уравновешивают ли они очарование соперницы, и гадая, понравилась бы эта девушка Бруно и не счел бы он ее более привлекательной, чем его сестра.