Беверли ухватилась за его бицепсы и сжала их. Господи, как приятно. Она застенчиво посмотрела на него.
— Неприятно признавать, но весь этот сценарий — мой самый жуткий кошмар. Незнакомцы, нарушившие мои планы. Я чувствовала, что теряю контроль, сердилась, а ведь я всегда должна быть вежливой. Я никогда не могу сказать, что думаю на самом деле.
— Конечно можешь. Скажи нет. Иди и скажи. Нет.
— Нет.
Они оба рассмеялись.
— Вот видишь. Ты можешь. Это не трудно.
— Ты всегда говоришь то, что думаешь. Должно быть, это дарит невероятную свободу — поступать так все время.
— Я не думаю об этом. Просто делаю. Это бесит людей, но какая разница?
— Ты не боишься задеть чьи-нибудь чувства?
— Не слишком. А ты?
— Да. Думаю, боюсь. Не хочу, чтобы кто-нибудь считал меня грубой.
— А как же твои чувства? Думаю, пришло время начать беспокоиться о своих чувствах, Беверли. Теперь единственный человек, кому ты должна угождать, — ты сама.
— Я даже понятия не имею, с чего начать.
Из глаз снова полились слезы.
Том взял ее лицо в ладони.
— Не надо плакать. Ты знаешь, с чего начать. Что ты всегда хотела сделать? Что-то, что ты всегда откладывала. Что-то, чего не одобрил бы Роджер.
Он вытер слезы большими пальцами и поцеловал уголки ее глаз.
Какого черта с ним творится?
— Садовый тур. — Ее голос охрип.
— Хорошо.
— В Англию. Английская деревня. Просто гулять по окрестностям и смотреть на цветы. Роджер смеялся надо мной. Говорил, что это глупая идея и бесполезная трата денег.
— Да пошел он. Ты едешь.
Он услышал тихий смешок.
— Да?
— Ага. Ты едешь. Будешь танцевать среди маргариток.
Теперь она рассмеялась по-настоящему.
Он почувствовал себя героем. Господи помоги, ему хотелось заставить ее рассмеяться снова. Этот смех был легким, волшебным и свободным.
— Если тебе станет лучше, то мне тоже предстоит пережить свой самый жуткий кошмар, — он задел своей щетиной ее нежную щеку.
Она подняла брови:
— Какой?
— Поскольку ты навела порядок на моей лужайке, я больше не могу прятаться за высокой травой. Все мои соседи хотят… болтать.
— Ой, — хихикнула она.
— Да. Болтать. И, черт возьми, это меня убивает. Надеюсь, ты довольна.
Он погладил ее по спине, вдоль выступающих косточек позвоночника. Она вздохнула, и он решил, что ей нравится.
Беверли подняла на него глаза:
— Что ж, ты все еще стоишь, так что, полагаю, ты выжил.
— Едва. Болтливые соседи перед домом, надоедливые соседи в кухне, чертов ди Бенедетто, слава Богу одетый, — с меня хватит.
— С меня тоже, — кивнула Бев. Она обняла его за талию, и теперь ее маленькие мягкие ладошки гладили его спину. Поверх грязной белой футболки.