— Я хотел побыстрее, — робко заметил Лешка.
— В археологии нельзя спешить! — отчеканил Мишка. — Археология — это упорный, кропотливый труд, который не терпит поспешности.
У Лешки от изумления глаза на лоб полезли. И где это Мишка так складно говорить научился?
— Недаром ты двенадцать лет просидел в пустыне!— пробурчал Лешка.
И тут он краем глаза увидел, как к ним, размахивая руками и яростно крича «Не смейте трогать бритвенный прибор фараона!», бежит профессор Хуперт Дю Озе.
— Атас! — не своим голосом завопил Мишка, отшвырнул в сторону зубную щетку, мгновенно выкопал лопатой поднос и, прижав его к груди, помчался к пирамидам.
Лешка побежал за ним.
А за Лешкой, что-то крича, прыгал по барханам знаменитый профессор.
И тут случилось самое страшное. Из-за пирамиды выскочили «мелкие хулиганы», накинулись на
Мишку, вырвали у него золотой поднос и словно сквозь землю провалились.
_ Отдайте! — отчаянно закричал Лешка и проснулся.
Все было по-прежнему, все было на своих местах, ничего не изменилось. Ласково светило солнце, неторопливо бежала река, плескались мальчишки, а рядом лежал, уткнувшись в книжку, верный дружище Мишка.
— Ух! — облегченно вздохнул Лешка.
— Ты чего? — спросил Мишка.
— Да так... Жарко... Пойдем окунемся...
— Сейчас... Ну, ты понял, что я тебе говорил?..
— Понял, понял! Археология — это упорный, кропотливый труд, который не терпит поспешности.
— Усвоил, значит. А то я тебе говорю, а ты нибэ, ни мэ. А потом что-то начал говорить про бритвенный прибор фараона Рамзеса Первого.
— Это я так, — поспешно сказал Лешка, которому вовсе не хотелось, чтобы Мишка стал дразнить его «соней». — Поспорить захотелось...
— А ты знай, когда надо спорить. А то начал мне снова рассказывать «Хуперт в пустыне»... Нашел время!
По реке мчалась новенькая моторная лодка. Она разрезала воду как ножом, и за ней во все стороны расходились широкие волны, в которые с криком ныряли мальчишки. А на лодке сидели «мелкие хулиганы» и гордо поглядывали на Лешку и Мишку.
— Эй вы, бездельники! — завопил Ленька.
— А где же ваши лопаты? — добавил Петька.
Лешка хотел им ответить как положено, но
Мишка прошипел:
— Не связывайся! Видишь, с кем они.
На корме за рулем важно сидел владелец лодки, известный всему берегу браконьер Сенька Усатый< И хотя Сенька давно уже вышел из детского возраста и ему было никак не меньше тридцати пяти лет, уважение к себе он не вызывал, и все, даже мальчишки, называли его не Семен Иванович, не Сеня, а просто Усатый. Да он и не откликался ни на какое имя, кроме этой клички. У Сеньки не было ни усов, ни бороды — у него были бакенбарды. А прозвище «Усатый» он получил из-за одного сома.