— Не только слухи, — сказала жена. — Сам-то что рассказывал?
— Есть и факты, — согласился я. — Только, если серьезно посмотреть, немного того… сомнительные.
Я замолчал, стараясь изгнать страх, как мне казалось, проникший в сознание ребенка. Но ребенок, досадливо вздохнув, сказал:
— Жа-алко. Вот бы посмотреть! А ты, правда, его видел?
— Вроде бы. Но что-то необычайное видел — это уж точно.
Жили мы тогда с одним приятелем на берегу, озера Эльгыгытгын, посреди самых дремучих чукотских гор. И накрыла нас там непогода. Задул кэральгын — затяжной западный ветер. Наволок в долину озера мокрые тучи и сыпал из них то дождь, похожий на снег, то снег, похожий на дождь. А тут кончилась у нас соль. Разыграли, кому идти за ней на другой конец озера, где стояла рыболовецкая бригада чукчей.
Идти надо было по плотно утрамбованному песку вдоль озера. И только в трех километрах от бригады вода размыла край сопки, и образовался береговой обрыв, изрезанный паводковыми ручьями. Живя в тундре, даже горной, привыкаешь, что видимость вокруг никак уж не менее сотни метров, а вот и в этом месте справа — только водная гладь озера, а слева, в нескольких метрах, — обрывистая стена, глухие распадки, песок, камни.
В походе за солью меня сопровождал Лёмульки, белоснежный крупный вожак из упряжки бригадира рыбаков — старика Вальгыргина. Вообще-то упряжных собак к осени сажают на привязь, дабы они вспомнили, для чего их держат. То же сделал и бригадир с шестью псами, но вожака держал пока на свободе, для охраны. И Лёмульки частенько прибегал к нам — что для хорошего упряжного пса пятнадцать километров? Прибежал пес и в то утро. Поэтому я и решился на безоружный маршрут. Вдвоем с опытным тундровиком не страшно, он и предупредит, и защитит.
Ну, шли мы и шли. Показался впереди огромный кекур под склоном крайней сопки у долины речки Энмываам, вытекающей из озера. Торчит этот кекур прямо из берегового обрыва, и в хороший шторм волны терзают его гранитные бока. Лёмульки принялся нюхать выступы, ниши, грани, а затем полез вверх, тычась носом в каждую трещину и возбужденно повизгивая. Видно, кекур был «клубом» зверей. В тундре встречаются места, куда постоянно приходят и ставят отметки самые разнообразные жители. Тут можно увидеть, если терпеливо понаблюдать, всю заполярную фауну. Даже птицы бывают: орланы, кречеты, вороны, совы. Чаще всего «клуб» помещается у таких вот останцов. Что-то вроде информационного пункта. Один зоотехник говорил мне, что такие пункты, весьма вероятно, находятся в узловых местах охотничьих территорий и по каким-то сложившимся условиям совпадают сразу для нескольких видов животных. Вполне возможно. Но мне кажется более правдоподобным объяснение, услышанное как-то от старика Вальгыргина: