Совпадения… сплошные совпадения, от которых так легко не открестишься! И Нина Николаевна, и Семен Григорьевич Шор, и Пестряков умерли на дачах. После того, как встретились с каким-то человеком. И у всех у них рылись… искали что-то, в том числе в бумагах… А у покойного Дмитрия Степановича пропала последняя рукопись…
Но подал голос красавец-инвалид:
— Иду в пике! Рукопись вполне могла украсть… прибрать к рукам наша ненаглядная, лазоревая Любочка! Как кусок наследства, который когда-нибудь можно продать! От неё этого вполне можно ожидать.
— Ты ещё скажи, что деда убила она же! — тонким, взвинченным голосом выкрикнула Нелли Дмитриевна.
— Могла! — рубанул Михаил. — Потому что связалась с этой препоганой сектой! Они там с Буддой по пятницам беседу беседуют! В остальное время ходят друг к дружке и кормятся, чем Бог послал. Остальное человечество презирают. Сама же ты говорила, что твоя ненаглядная Любочка снесла в секту гуру какому-то дедов орден Ленина. А он, кроме всего прочего, денег стоит! Выродили на свою голову…
А ведь и впрямь иной раз очень легок человек на помине! Мы все трое не услыхали, выходит, как скрипел ключ в скважине и отворилась входная дверь глядь, в дверном проеме — прелестное, стройнехонькое, свечечкой, существо, моих примерно лет, а может, и постарше, но до того светлое, с этими белокурыми локонами, преогромными зелено-голубыми глазами, пухлым алым ртом…
— Вам что, больше не о чем говорить? — спросила наотмашь, недобро нащурившись сначала на отца, потом на мать. — Вас мой образ жизни слишком напрягает? Вы уже готовы каждому встречному-поперечному городит, что в голову взбредет?
В её прекрасных глазах блеснули прекрасные слезинки, тотчас скатившиеся по смугло-розовым щекам…
— Никаких рукописей я не брала! Не крала! А насчет дедова ордена… Он, если уж хотите все знать, сам мне его отдал, когда я нашла покупателя… Потому что… потому что…
— Почему же? Почему молчала до сих пор? — взял первое слово отец.
— По кочану! — зло выкрикнула красавица. — Дед знал, что человеку по фигу всякие наставления, если он дошел до черты… Спасать человека надо! А вы… вы… — круто повернулась и исчезла вместе с ослепительной своей красотой и зеленым, легчайшим, вьющимся платьем и белыми туфлями на каблуке.
Я рискнула предположить:
— Если Люба согласится, мне бы хотелось…
— Попробуйте, — убитым голосом отозвалась её мать, теребя в руках носовой платок. — Она там… в комнате…
«Назвалась груздем» и полезла, как чудилось, в пекло…
Ошиблась. Пронесло. В небольшой комнате, в старом бежевом кресле сидела, закрыв глаза, эта самая дерзкая красавица. Одна босоножка валялась на полу, вторая вот-вот должна была свалиться с её ноги.