Пока Аннибал пытался увести её, Фейра заметила, как камерленго бросился во внутреннюю комнату, и в облаке дыма различила призрачную фигуру в высокой белой шапке.
Выбежав из зала, Фейра и Аннибал, забыв о своём маскараде, призывали всех встречных спасаться из дворца. Аннибал протолкнулся вместе с ней к большой белой лестнице, и они сбежали по ступеням вниз. Спустившись вниз, Фейра вспомнила, как однажды она уже была на этой лестнице, когда выносили хлеб бедным.
Она схватила Аннибала за руку. «Слуги!» – крикнула она, заглушая вопли людей, которые доносились из-за поднимавшегося дыма. Они повернули обратно – в подвалы дворца и кухни, выгоняя толпы слуг на площадь. Поросята и цыплята, спасенные от ножа, суетились у них под ногами. Снаружи их встретила какофония криков, колокольного звона, молитвенного гула – а над всем этим разносился леденящий душу рев Льва Святого Марка.
* * *
Фейра и Аннибал обернулись, чтобы взглянуть на пожар; ажурные окна дворца превратились в темные кружева на фоне золотистых языков пламени. Бело-розовая кладка темнела на глазах. Девушка и не догадывалась, что огонь может быть таким грохочущим: что пламя рычит громче льва, деревянные балки, перекашиваясь и падая, пронзительно кричат, стекло визжит, расплавляясь. Фейра смотрела, завороженная этим прекрасным и в то же время ужасным зрелищем, не в силах отвести глаз, хотя пепел летел ей прямо в лицо. Она ничем не могла помочь дожу, хотя видела, что камерленго бросился спасать его; теперь опасность грозила всему городу. Она могла бы отвернуться и убежать вместе с Аннибалом, но знала, что ни он, ни она так не поступят. Они исцеляют и спасают жизни, и адское пламя молило их остаться. В молчаливом согласии Аннибал и Фейра стали пробираться к каналу, чтобы помочь потушить огонь. Они присоединились к быстро растущей цепочке людей, которые уже передавали друг другу вёдра с водой.
Руководил ими высокий седовласый человек в длинном платье, которое было разодрано в клочья и почернело. Он был похож на священника или отшельника, но действовал так, словно возглавлял армию, и, как лучший полководец, не только отдавал приказы, но и сам первым, засучив рукава, бросался в огонь. Он указал им, куда встать, и Фейра, заняв место между ним и Аннибалом, начала передавать вёдра с солёной водой.
Руки у неё уже ныли от натуги, а на ладонях появились волдыри, её вдохновляли мужество и человеческий дух венецианцев, стекавшихся сюда на помощь со всех концов города. С удвоенной силой люди бросились тушить огонь и теперь измученные руки Фейры передавали не только вёдра, но и кувшины, ночные горшки и даже детские ванночки. Пламя, охватившее великолепный белый дворец, грандиозная трагедия, разворачивающаяся перед её глазами, – всё это отступило перед этой незатейливой домашней утварью, которую она держала в руках; она узнала этих людей – по треснувшим кувшинам и крестильным чашам с именами их детей.