Севченко обвел присутствующих взглядом и сразу предоставил слово Черногорцеву.
— Топлива осталось немного — кот наплакал, — сказал тот, встав с места и обернувшись к «зрительному залу». — Если урежем отопление и перестанем давать свет, то запасов все равно надолго не хватит.
— Выражайтесь конкретнее, — попросил Валентин Григорьевич. — Насколько его хватит?
— Максимум — трое суток, — ответил старший механик. И безрадостно добавил: — Так что, если «Новороссийск» не поспеет — замерзнем.
— Должны успеть, — подал голос Зорькин.
Постукивая карандашом по столу, Севченко молчал, отчего многие присутствующие чувствовали себя неловко. Ведь это по их милости «Громов» с экипажем оказался в таком затруднительном положении.
Паузу прервал Тихонов.
— Товарищ капитан, а со мной что теперь будет? — произнес он виноватым голосом. — Под арест, а потом под суд?
Севченко поднял взгляд и посмотрел на него так, будто видел впервые.
— Тогда уж всех, — встрял Беляев.
На эту реплику капитан намеревался ответить, но его прервал грохот — в кают-компанию ворвался Цимбалистый. Тяжело дыша, он принялся мычать и энергично жестикулировать. При этом под его ногами, поскуливая и лая, путалась Фрося.
«Зрители» загудели.
— Что? — не понимая боцмана и морщась от поднявшегося шума, переспросил Севченко.
Еще более распаляясь и злясь оттого, что до команды не доходит смысл его жестов, боцман описывал руками большую дугу, изображая айсберг, и тыкал пальцем в сторону кормы.
— Я не слы… Кто-нибудь его понимает? — начал раздражаться Севченко.
Цимбалистый был в отчаянии. Его никто не хотел понимать! Проклятые голосовые связки не работали, а изъясняться жестами он толком так и не научился.
Бросив безнадежное занятие, он попросту махнул рукой, призывая последовать за ним, и выскочил в коридор.
Опытного боцмана никто раньше не видел в таком возбужденном состоянии. А потому в зале кают-компании задвигались стулья — народ устремился к выходу.
Первыми за Цимбалистым побежали Петров и Севченко…
* * *
Когда народ вывалил из надстройки на палубу и переместился ближе к корме, причина беспокойства боцмана стала ясна.
— Мать моя!.. — тихо простонал Севченко, оценив резко изменившуюся дистанцию до айсберга.
Цимбалистый трижды кивнул, показывая, что именно это он и имел в виду.
Подошедшие Банник, Зорькин, Кукушкин, Беляев и несколько матросов подавленно взирали на безрадостное зрелище. Огромная ледяная гора, покрытая снегом, угрожающе покачивалась в полумиле. При этом, яростно разламывая льдины, она на приличной скорости продолжала приближаться к судну.