Кукушкин помогал, но по всему было видно, что он сдался. Сил почти не осталось, на глазах опять навернулись слезы.
— Обидно, Валентин Григорьевич… — еле слышно бормотал он. — Поэта из меня не вышло. Летчик — так себе. Думал, вернемся домой — уволюсь. В грузчики переведусь или в кочегарку. Потом сопьюсь, чтоб все как у людей. А вместо этого — хрен мне теперь попутный за воротник. Чтоб шею не натирало…
* * *
«Михаил Громов» осторожно приближался к льдине с потерпевшим аварию и лежащим на боку вертолетом.
— Людей все еще не видно, — доложил, наблюдая за льдиной с правого крыла мостика, Еремеев.
— Какое удаление до ее края? — спросил Петров.
— Кабельтов.
— Машинное, стоп!
— Понял, стопорим, — ответил «дед».
— Лево руль. Курс — 300.
— Есть лево руль, курс 300, — Тихонов крутанул штурвал.
Андрей старался подвести судно к льдине правым бортом, не потревожив ее. Он видел, что она трещит и ломается на части — одно неосторожное движение и… то, что осталось от вертолета навсегда исчезнет в океане.
Цимбалистый с группой своих матросов, одетых в оранжевые пробковые жилеты, стоял у борта в полной готовности. Затею со спуском на воду бота своевременно решили прекратить — ветер и множество мелких льдин не позволили бы ему пробиться к льдине. Потеря времени и лишний риск.
Штормтрапы висели вдоль борта, рядом на палубе лежала стопка спасательных кругов, двое матросов вооружились баграми, двое — мотками крепких фалов.
Банник стоял у левого крыла мостика и с опаской поглядывал на высившуюся рядом ледяную махину, к которой «Громов» медленно разворачивался кормой. Расстояние до нее не было настолько близким, чтобы опасаться отделявшихся кусков. Тем не менее одним своим видом «Семен Семеныч» внушал страх и порождал нехорошие фантазии…
* * *
Льдина окончательно растрескалась и разделилась на несколько больших и маленьких фрагментов. Те, что оказались в середине — продолжали держаться вместе, хотя и колыхались на волнах сами по себе. Крайние же под влиянием ветра и течения постепенно расползались в стороны.
Подходя к льдине правым бортом, «Михаил Громов» дал еще два коротких гудка.
Севченко предпринял последнее усилие, поднатужился и Кукушкин. И усилия были вознаграждены — зажатая между педалью и основанием приборной доски нога обрела свободу.
Взвыв от боли, пилот на миг потерял сознание. Но быстро пришел в себя от грубого толчка капитана.
— Вылезай быстрее, Тютчев! — прикрикнул тот.
Кукушкин вскарабкался по креслу на пустой проем сдвижного левого блистера. Спрыгнул на лед и тут же упал — одеревеневшая нога не слушалась.