– Я хочу знать, что вы делали в тот день в гостинице.
– Я вам уже сказала.
– Вы мне солгали. У нас мало времени. – Он посмотрел на нее. – В тот день в лесу я поверил вам, хотя и знал, что вы солгали. Знаете почему?
Николь сверкнула глазами, ее худое лицо покраснело.
– Потому что у вас не было выбора?
– Потому что у вас, как бы вы себя ни вели, доброе сердце. Странная голова, – улыбнулся Гамаш, – но доброе сердце. Однако сейчас я должен знать. Зачем вы пришли в гостиницу?
Николь шла рядом с ним, опустив голову и глядя на собственные ботинки.
Они остановились возле машины Гамаша.
– Я пошла за вами, чтобы сказать кое-что. Но вы так разозлились. Хлопнули дверью перед моим носом. И я не смогла.
– Скажите сейчас, – попросил он тихим голосом.
– То видео слила я.
Облачка ее слов рассеялись, едва успев появиться.
Старший инспектор широко открыл глаза и какое-то время переваривал эту информацию.
– Почему? – спросил он наконец.
Слезы оставляли теплые следы на лице Николь, и чем сильнее она пыталась их остановить, тем обильнее они текли.
– Простите. Я не хотела ничего плохого. Мне было так погано…
У нее перехватило горло.
– …Моя вина… – с трудом выдавила она. – Я сказала вам, что их шестеро. Я слышала только…
И она зарыдала.
Арман Гамаш обнял ее и прижал к себе. Она тяжело дышала, сотрясаясь всем телом. И рыдала. Она плакала и плакала, пока ничего не осталось. Ни звуков, ни слез, ни слов. Пока ноги ее не ослабели. И все это время Гамаш продолжал прижимать ее к себе.
Когда она отстранилась, все ее лицо было в слезах, нос распух. Гамаш расстегнул куртку, достал носовой платок и протянул агенту Николь.
– Я сказала вам, что на фабрике шесть террористов, – произнесла она наконец сквозь икоту. – Я слышала только четырех, но добавила еще. На всякий случай. Вы меня так учили. Из осторожности. Я думала, что достаточно осторожна. Но там их было… – Слезы снова потекли из ее глаз, но теперь они текли свободно, и она не делала попыток их остановить. – Но там их было больше.
– Ты не виновата, Иветт, – сказал Гамаш. – Никто не винит тебя в случившемся.
И он знал, что это правда. Он вспомнил те мгновения на фабрике. Те, которые не может запечатлеть никакое видео. Арман Гамаш вспомнил не только то, что он видел или слышал, но и то, что он чувствовал, когда его молодые агенты падали, сраженные пулями.
Вспомнил, как он держал Жана Ги. Как звал медиков. Как поцеловал его на прощание.
«Я тебя люблю», – прошептал он на ухо Жану Ги, прежде чем оставить его на холодном, залитом кровью бетонном полу.
Образы могут тускнеть, но чувства – никогда.