– Вы позволите? – спросил Жан Ги, и Гамаш, слегка поклонившись, отступил в сторону.
Бовуар посмотрел на Анни с такой нежностью, что Гамаш почувствовал, как дрогнуло от радости его сердце.
И тогда Бовуар повернулся и обнял Гамаша, а Рейн-Мари пустилась танцевать с Анни.
Гости разразились смехом и аплодисментами. Первыми к ним присоединились Габри и Оливье, а за ними и вся деревня. Даже Рут с Розой на руках танцевала в паре с Билли Уильямсом, нашептывая нежные слова на ухо то одной, то другому.
– Вы хотите мне что-то сказать, молодой человек? – спросил Гамаш, чувствуя сильную руку Жана Ги у себя на спине.
Бовуар рассмеялся и, немного помолчав, произнес:
– Я хотел сказать, что мне жаль.
– Жаль, что пристрелил меня? – спросил Гамаш. – Я тебя прощаю. Только больше так не делай.
– Ну, это тоже. Но я хотел сказать, мне жаль, что вы подали в отставку.
– Когда старшие офицеры начинают стрелять друг в друга, пора подавать в отставку, – сказал Гамаш. – Об этом наверняка говорится где-то в правилах полицейской службы.
Бовуар рассмеялся. Он чувствовал, что Гамаш опирается на него. Шеф все еще быстро уставал и не надеялся на собственные силы, когда в руках у него не было трости. Значит, он позволяет Жану Ги быть ему опорой. Верит, что тот не даст ему упасть.
– Странное это было чувство – увидеть мадам Гамаш с Анни под руку в церкви, правда? – спросил Бовуар.
– Ты должен называть ее Рейн-Мари, – сказал Гамаш. – Мы уже просили тебя.
– Я буду стараться.
Было очень трудно переломить многолетнюю привычку, и точно так же казалось почти невозможным называть старшего инспектора Арманом. Но со временем, когда появятся дети, Бовуар, вероятно, сможет называть его папой.
– Я вел Анни к алтарю на ее первой свадьбе, – сказал Арман. – По справедливости, теперь была очередь Рейн-Мари. А на следующей свадьбе ее снова поведу я.
– Не дождетесь, – прошептал Бовуар.
Он обнимал шефа и вспоминал то мгновение, когда нажал на спусковой крючок и увидел, как Гамаша силой пули выбросило из леса. Он отшвырнул пистолет и побежал, побежал, побежал. К упавшему человеку и алому пятну, расползающемуся по снегу, как крылья.
– У меня сердце разорвалось, когда я выстрелил в вас, – прошептал Бовуар, борясь с желанием опустить голову на плечо Гамаша.
– Я знаю, – тихо сказал Арман. – А у меня сердце разорвалось, когда я оставил тебя там, на фабрике. – На несколько шагов воцарилось молчание, потом Гамаш заговорил снова: – И правда, нет таких мест, где трещины нет.
– Да.
Около полуночи Арман и Рейн-Мари сидели на широкой веранде дома Эмили. Они видели силуэты Анни и Жана Ги на фоне костра, горевшего на деревенском лугу. Молодые покачивались под тихую музыку, обнимая друг друга.