– А после того, как она познакомилась с вами и Оливье?
– Ну, она не то чтобы стала гомолюбом, но близко к тому.
– В каком смысле?
Габри посерьезнел:
– Она стала относиться к нам обоим по-матерински. Да и ко всем остальным, я думаю. Кроме Рут.
– А как она относилась к Рут?
– Сначала Рут даже разговаривать с ней не хотела. Невзлюбила Констанс с первого взгляда. Вы же знаете, Рут гордится тем, что всех ненавидит. Она с Розой держалась в стороне и издалека бормотала ругательства.
– Нормальная реакция Рут, – заметил Гамаш.
– Я рад, что Роза вернулась, – доверительным шепотом сообщил Габри и огляделся с напускной озабоченностью. – Но не кажется ли вам, что она похожа на летучую обезьяну?
– Давайте ближе к теме, Дороти[22], – сказал Гамаш.
– Забавно, что поначалу Рут относилась к Констанс не лучше, чем к помету Розы, а потом ни с того ни с сего потеплела к ней.
– Рут?
– Я знаю. Прежде я ничего подобного не видел. Они даже как-то раз обедали в доме у Рут. Вдвоем.
– У Рут? – повторил Гамаш.
Габри намазал джем на булочку и кивнул. Гамаш внимательно посмотрел на него, но Габри, похоже, ничего не скрывал. И старший инспектор понял: Габри не знает, кто такая Констанс. Если бы знал, то уже сказал бы что-нибудь.
– Значит, насколько вам известно, здесь не произошло ничего такого, что объяснило бы ее смерть? – спросил Гамаш.
– Ничего.
Гамаш доел свой завтрак (с помощью Габри), поднялся и позвал Анри.
– Сохранить за вами номер?
– Пожалуйста.
– И для инспектора Бовуара, конечно? Он к вам присоединится?
– Вообще-то, нет. Он работает по другому делу.
Габри немного помолчал, потом кивнул:
– Ага.
Ни один из них не знал, что должно означать это «ага».
Гамаш спросил себя, как долго люди будут смотреть на него, а видеть Бовуара. И как долго он сам будет ждать, что Жан Ги снова окажется рядом. Не так трудно выносить боль, как груз пережитого.
Когда старший инспектор и Анри пришли в бистро, там уже собралась толпа жаждущих позавтракать, хотя слово «толпа» здесь вряд ли уместно. Все вели себя чинно, никто не толкался.
Многие из жителей деревни неторопливо потягивали кофе, устроившись в креслах у каминов с утренними газетами, приходившими из Монреаля с опозданием в один день. Некоторые сидели за маленькими круглыми столиками, ели французские тосты, или блинчики, или яичницу с беконом.
Солнце только начинало вставать, и день обещал быть прекрасным.
Когда вошел Гамаш, все головы повернулись к нему. Он был привычен к этому. В деревне, конечно, уже знали про Констанс. Знали, что она пропала, а теперь узнали, что она мертва. Убита.