— А я вам докажу, что вы слышали, как заключенный С. позволил себе грубо-антисоветски говорить о вожде народа. А вы ему реплику давали.
— Ничего подобного никто доказать не может.
Поняв, в чем дело, я, по давно усвоенному арестантскому опыту, решил отпираться безоговорочно.
— С заключенным С. я вообще компании не вожу. Мы работаем в разных отделах. А сегодня утром я даже не помню, чтоб его видел. Наши койки на разных концах камеры. Вы можете проверить.
— И значит, вы будете говорить, что не слышали, как он сегодня рассуждал об амнистии?
— Нет, не слышал. И не могу ничего слышать с того конца камеры. И вообще не прислушиваюсь к чужим разговорам. У меня голова работой занята. Я и сегодня пришел в камеру только в третьем часу ночи. И заснул не сразу, все думал о серьезном деле. Утром еле глаза продрал…
В это время позвонил телефон. Он взял трубку.
— Шикин слушает… Так точно… Минутку… Выйдите за дверь в коридор и никуда не уходите: мы с вами еще не закончили.
Едва я закрыл дверь, как увидел Солженицына, выходящего из кабинета Антона Михайловича. Я тихо окликнул его, и он по взгляду, мимике понял, что дело важное. Я зашептал:
— Шикин вызвал. Допрос. Какой-то утренний разговор в камере. Якобы С. трепанул что-то антисоветское. Но мы ведь ни хрена не слышали и слышать не могли. Какая-то сука дунула. Он сейчас телефонит. Еще позовет. Я сошлюсь на тебя как свидетеля. Мы с тобой разговаривали. Ничего не могли слышать.
— Вот именно. У нас же был спор о данных вчерашней артикуляции. Ты все уверял, что надо повторить, а я тебе, падло, доказывал, что и так все точно.
— Предупреди С.
— А он не расколется?
— Вот и предупреди.
За дверью послышались шаги.
— Давайте, входите… Ну что, ничего не вспомнили?
— Нет, гражданин майор. И сколько б ни тужился, не могу вспомнить того, чего не знал, не видел и не слышал.
— А какие вы сегодня утром шуточки пускали насчет амнистии?
— Шуточки насчет амнистии? Ах, вот оно что! Опять вас неправильно информировали. Ничего антисоветского я не допускал и не могу допускать. Так как был, есть и всегда буду советским человеком. А шутка про амнистию — это старая, можно сказать, древняя шутка: «ждущий освобождения по амнистии» из первых букв — же-о-пе-а — получается неприличное слово, которое я при вас и повторять не хочу. Но эту шуточку еще до революции блатные придумали. Ничего в ней антисоветского нет. Одно мелкое неприличие…
— Говорить вы умеете. Только меня не заговорите… Вы же эту самую шуточку в антисоветский разговор с С. пускали… Есть точные данные…
— Нет! Нет и только нет. Не точные это и не правдивые данные. Я хорошо помню: сегодня утром мы с Солженицыным долго разговаривали, даже поспорили насчет вчерашних артикуляционных испытаний. И никаких других разговоров я ни с кем не вел. А эту шутку я не раз повторял, может, и сегодня кому-нибудь сказал, не помню кому, — такой чепухи в голове не держу. Но только не С., это уж точно, я его не видел, не слышал, с ним не разговаривал. Могу вам дать формальное показание с подписью.