Почувствовав волнение, она прикоснулась пальцами к своим волосам и затем к ожерелью из ракушек, которое ей подарил Наку. Людвиг обожал ее, и он сетовал по поводу того, что уже не сможет утешать ее и спасать. Она почувствовала по этим строчкам, что он испытывал сильное волнение, когда писал ей письмо, и так же терзался сомнениями и тайными надеждами.
Роберваль, воскресенье, 24 сентября 1950 года
В то же самое утро Лора и сестры-близняшки сели на поезд, идущий в город Квебек. Они взяли с собой три больших чемодана и множество маленьких. Лоранс светилась от радости: Реаль изнемогал от любви к ней, а Овид Лафлер прислал ей уже второе письмо. В первом своем письме он всего лишь приносил ей извинения, а вот второе письмо – написанное после откровений Кионы относительно Лоранс – было более длинным, более сердечным и содержащим в себе множество комплиментов, которые немножко тешили ее самолюбие.
Киона и Луи прогуливались с Фокси по берегу озера. Погода была пасмурной и сырой, но им нравилось шагать у кромки воды, слушая очень знакомые и навевающие сон крики чаек.
– Тошан ни в чем не отказывает своим дочерям, – сказал Луи желчным тоном. – А вот мне и Мукки предстоит проторчать в Шикутими еще пару лет.
– Ну и что? Вы, по крайней мере, будете ближе к Робервалю! Ты все время ворчишь – ну прямо как наш отец. Ты и без того на него достаточно сильно похож, так что не пытайся ему подражать.
– Я похож на папу? Черт побери, мне хотелось бы иметь такие же широкие плечи, как у него, такую же мускулатуру и такую же бороду. Девочки в городе на меня даже не смотрят, потому что я нескладный, невзрачный, с прямыми волосами и бледной кожей. Мне не хватает только очков для того, чтобы быть похожим на грустный экземпляр отстающего в развитии.
– Да, это верно, – с насмешливым видом кивнула Киона.
А про себя она мысленно добавила: «И чтобы стать точной копией Ханса Цале».
На прошлой неделе она посвятила вечер рассматриванию фотографий в семейных альбомах. Пианист Цале фигурировал на одном из снимков, сделанных в Валь-Жальбере во время какого-то ужина. Цале сидел за роялем, повернув лицо к объективу фотоаппарата. «Интересно, а кто в тот вечер фотографировал? Лора должна знать, но спрашивать ее об этом я не рискну».
Луи неожиданно схватил Киону за руку и потянул за собой под ветви деревьев, которые росли на широком склоне, спускающемся к озеру.
– На меня упали капельки. Сейчас пойдет дождь. Пойдем где-нибудь укроемся.
Они присели бок о бок. Луи прикурил американскую сигарету, слегка прищурив глаза и наклонив голову так, как это делали некоторые актеры в фильмах, которые он ходил смотреть в «Театр Роберваль». Рядом с Кионой он забывал о своих комплексах и о неопределенности, терзавшей его душу.