– Я пойду, а вы устраивайтесь, – сказал он, идя к двери. – Завтрак через полчаса в столовой, мы проезжали мимо нее. Там и увидимся.
Франклин рассеянно кивнул, доставая из чемодана белье и раскладывая его на кровати. Сейчас он больше всего хотел побыть один, без посторонних, освоиться с новой обстановкой, в которой ему, хочешь не хочешь, предстоит жить.
Прошло минут десять, когда раздался стук в дверь и кто-то негромко спросил:
– Можно войти?
– Кто там? – спросил Франклин, поспешно наводя порядок.
– Доктор Майерс.
Фамилия незнакомая, но – Франклин криво усмехнулся – неспроста первым его навестил врач. И не трудно угадать, какой именно.
Майерс был некрасивый, но приятный мужчина лет сорока, коренастый, с пристальным, испытующим взглядом, который как-то не сочетался с его дружелюбием и предупредительностью.
– Извините, что врываюсь вот так, сразу, – учтиво произнес он. – Но у меня просто нет другого выхода, сегодня вечером я вылетаю на Новую Каледонию и вернусь только через неделю. Профессор Стивенс просил меня зайти к вам и передать наилучшие пожелания от него. Если вам что-нибудь понадобится, звоните мне, мы постараемся все устроить.
Франклин отдал должное искусству, с каким Майерс обошел подводные камни. Он не сказал: «Мы говорили о вашем заболевании с профессором Стивенсом», – хотя, конечно, именно так и было. И не предложил прямо своих услуг, подал все так, словно Франклин не нуждается больше в лечении и присмотре.
– Я вам очень признателен, – искренне ответил Франклин. Доктор Майерс пришелся ему по душе, и он решил не злиться попусту на надзор, которого ему все равно не избежать.
– Скажите, – продолжал он, – что здесь известно обо мне?
– Ровным счетом ничего. Знают лишь, что нужно помочь вам возможно скорее выучиться на смотрителя. Вы не думайте, это далеко не первый случай срочной переквалификации. Разумеется, будут любопытствовать, кто вы, что вы, от этого никуда не денешься. Пожалуй, в этом и заключается для вас главная трудность.
– Берли уже умирает от любопытства.
– Хотите послушать мой совет?
– Конечно, говорите.
– Вам работать с Доном не один день, и будет только справедливо по отношению к нему поделиться с ним, когда вы почувствуете, что пришло время. И это в ваших же интересах. Я уверен, он все поймет. Если хотите, могу сам ему объяснить.
Франклин молча покачал головой. Возразить было нечего, он понимал, что Майерс говорит дело. Рано или поздно истина все равно всплывет; оттягивать неизбежное – себе вредить. Но победа в борьбе за рассудок и уважение к себе была еще слишком непрочной, он боялся даже подумать о том, чтобы работать с людьми, посвященными в его тайну, как бы благожелательно к нему ни относились.