– Да, да, – согласился Клыч. Мария Павловна уже сказала ему, что обожжены только рука и плечо. Клыч спросил:
– Где это у вас?
Тут же он вспомнил, что в коридоре, недалеко от конторы, есть комната, где живет Мария Павловна. Очевидно, там и лежит сейчас мать.
– Вне опасности? – спросил Клыч.
– Рука и плечо, – повторила Мария Павловна.
Клыч улыбнулся ей.
– Вы извините, что я спрашиваю, это потому, что…
– Ну еще бы, – сказала Мария Павловна, – вполне естественно.
– Вас зовут Мария Павловна?
– Мария Павловна.
– Мне показалось, что я забыл.
Мария Павловна сказала Клычу, что он хорошо говорит по-русски. Он хотел объяснить почему.
– Я учился в Москве, – начал он.
Оказалось, Мария Павловна знает об этом.
– Откуда? – спросил Клыч.
– Ваша мама сказала.
Вокруг толпились колхозницы, старые и молодые. Некоторые были знакомы Клычу, других он не знал. Вот старая Аманбиби, вот Огульдавлет, у которой тоже сын на фронте, вот Карага с косами… Одни женщины, мужчин нет. Вот только Назар стоит, кузнец. Ну, это старик.
– Салам! – сказал кузнец, увидев, что Клыч смотрит на него.
– Салам! – ответил Клыч.
– Твоей матери награду дадут! – сказал кузнец.
Все оживились.
– Конечно, дадут. Это уже известно; об этом говорил председатель.
Стали обсуждать, сколько сгорело бы хлопка, если бы мать Клыча не сделала того, что она сделала. А что она сделала, Клыч не представлял себе точно, потому что, спрашивая об этом, он уже переставал слушать. Он видел желтые языки пламени, охватывающие его мать, и эта картина отнимала у мира все краски и звуки. Тушила горящий хлопок? Вытаскивала из пламени мешки?
– Как же это случилось? – спросил Клыч в десятый раз.
И в десятый раз со всех сторон ему стали рассказывать о том, как загорелся хлопок. Опять слушал Клыч о какой-то лампе, которую уронил беззубый Овез.
– Я бы этого беззубого… – сказал Клыч и сжал кулак.
– Нет, нет! – воскликнула одна из девушек, как бы испугавшись за беззубого. – Он так плакал, он так плакал…
И все засмеялись, потому что девушка смешно показала, как плакал беззубый. Засмеялся и Клыч. Всем стало приятно, что Клыч тоже смеется.
– Вы только подумайте, – начал Клыч, обращаясь к Марии Павловне. – Вы только подумайте…
Он замолчал.
– Нет, ничего, – сказал он.
– А что вы хотели сказать?
– Я хотел сказать… Нет, ничего.
Он хотел сказать, что он гордится своим народом, но он подумал, что эта фраза, сказанная без связи со всеми теми мыслями, которые переполняли его, покажется общей.
– Значит, теперь она спит? – спросил Клыч.
– Спит! – сказала Мария Павловна.
Стало тихо. И все повернулись в сторону коридора, как бы прислушиваясь. И едва только шевельнулась тень Марии Павловны, как тотчас же толпа расступилась, как бы одобряя ее намерение пойти к пострадавшей.