и открыл там новое дело.
Когда через полтора месяца Гуля выписали из больницы, на деревьях уже набухли почки и появились маленькие нежные бутоны. Указывая на них, Дамару сказал Лачи:
— Скоро эти бутоны превратятся в цветы, и тогда в моей жизни наступит весна. Ждать осталось недолго — одну или две ночи!
— Нет, — сказала Лачи со злостью, — не бывать той весне, о которой ты твердишь. Пускай раскроются эти бутоны — в них окажутся не цветы, а горящие угли, которые обожгут твое лицо!
Ночью она и Гуль встретились на мосту. Небо было затянуто тучами, и так же темно было на душе у обоих. В тучах временами сверкала молния, но в их сердцах был кромешный мрак.
— Что же нам делать теперь? — прошептал Гуль.
— Мы проиграли! Обещание есть обещание, — твердо сказала она.
— Но это же было вынужденное обещание! Ты не обязана исполнять его!
Лачи низко опустила лицо.
— Цыгане не изменяют своему слову, — сказала она. Из глаз ее падали слезы.
— Слушай, — заговорил Гуль. — Уйдем отсюда, Лачи! Мир велик! Уйдем и поселимся в другом городе! Мы будем вместе, и у нас будет свой дом…
— Свой дом! — Лачи вдруг зарыдала.
Гуль обнял ее.
«Вот он, мой дом, — подумала она, прижав лицо к груди Гуля. — Вот дом, где меня ждут день и ночь!.. Увы! Мне не суждено жить в этом доме. Прощай, милый Гуль! Я умру, но сдержу свое слово!»
Тихо плача, она высвободилась из его объятий и склонилась над перилами моста. Слезы ее падали с высоты на холодные рельсы. Но разве могут слезы расплавить сталь?
Гуль вдруг с силой ударил кулаком по перилам моста:
— Зачем стоит этот никому не нужный мост, который никуда не ведет и никого ни с кем не соединяет! Почему он не рассыплется в прах?!
От удара железо задребезжало. Казалось, мост смеялся над ними.
— Этот дряхлый мост похож на нашу любовь, у которой нет будущего! — сказала Лачи. По щекам ее бежали слезы.
Гуль уже не пытался ее утешить. Он стоял, опустив руки, и не мог ни думать, ни говорить.
Но вот Лачи перестала плакать и отерла слезы платком.
— Ну, я пойду, — тихо сказала она.
— Куда?
— Туда, где велит мне находиться наш закон, существующий с незапамятных времен!
— А я куда же пойду? Скажи, куда пойду я?
Из груди Лачи вырвался слабый крик. Сколько прекрасных и глубоких чувств, добрых надежд и желаний она должна убить, чтобы сдержать свое слово! А вокруг была черная ночь. Она равнодушно глядела на них немигающими глазами сигнальных ламп.
— Обними меня в последний раз, — плача, прошептала она.
И они слились в прощальном объятии. Вдруг кто-то кашлянул позади них. Не выпуская Лачи из рук, Гуль оглянулся и увидел Раму.