– Айда во двор!
Мы с Леркой переглядываемся, а потом одновременно, сталкиваясь в дверях, бежим в прихожую, натягиваем польта, на ходу на лестнице обматываемся шарфами и нахлобучиваем шапки. Витька ждет нас перед заколоченным окном в подвал – руки в карманах, рожа начищена «лиговскими».
– Все, – говорит Витька, ловко сбрасывая на снег соплю из-под носа. – Амба! Конец им! Своих с Сенной соберу, и стыкнемся!
Мы с Леркой молчим – нас на межрайонные драки не берут, малы еще.
– Все Бергман, холера! – продолжает обиженный монолог Витька. Бергман – из «лиговских», дрался, как бешеный. – Жид, по веревочке бежит! – обиженно сплевывает он, пролезая в подвал. А я смотрю на Лерку и вижу, как тот вдруг залился красной краской.
– Ты чего? – спрашиваю я.
Но Лерка только мотает головой и спускается вслед за Витькой.
– Слыхали, – говорит он, отряхивая штаны от подвальной пыли. – В этом году каждую минуту входит в строй один пятиэтажный дом! Ежедневно в свои квартиры вселяются двадцать тысяч человек!
Леркин папа слушает без остановки радио – вот Лерка иногда и шпарит, что твой диктор.
– Скоро и до нас дойдет, – говорит он уверенно, с опаской оглядываясь по сторонам. – А старые дома, вроде нашего, разрушат.
– Может, и хорошо, что разрушат, – почему-то ежится Витька. – Я тут, ребят, такое видел! Жуть!
– Что?! – вытаращиваем мы глаза, оглядывая полупустой подвал.
– Сейчас покажу, – внушительно говорит Витька. – Только уговор, мелюзга, – не вопить!
Мы небрежно пожимаем плечами, не обижаясь на «мелюзгу», ждем.
– Ладно, – сглатывает Витька. – Пошли.
Он ведет нас в глубь подвала – мы перелезаем через чью-то ржавую постель, тюки с тряпьем, доски, гнутые велосипедные колеса…
– Здесь, – уверенно говорит Витька.
Мы вытаращиваем глаза: сломанные ящики, рваные матрацы – вата торчит наружу.
– Помогайте! – пыхтит Витька, отодвигая от стенки в углу какую-то древнюю рухлядь. – Что встали?
Мы с Леркой бросаемся помогать – втроем дело идет споро, как на субботнике, мы по-молодецки ухаем, отбрасывая в сторону старые рамы, железки и связки пожелтевших журналов. Как вдруг Лерка, нагнувшись, чтобы схватить следующую порцию мусора, открывает рот, пытаясь вздохнуть, как вытащенная на берег уклейка, делает шаг назад и падает спиной в только что отброшенный утиль.
– А-а-а-а! – начинает хрипло кричать он, а Витька с мрачным лицом встряхивает его за воротник пальто и закрывает ему рот грязной ладонью.
– Замолкни! – шипит он.
А я наконец решаюсь сделать несколько шагов вперед и взглянуть туда, в темный угол.
Там, прямо в земляной пыли, белеет округлая кость. Зияют глазницы, пустой нос кажется курносым, ухмыляется челюсть, прижатая к плечу, – кажется, скелет заснул, пригревшись под подвальным старьем.