«Какой же неприятный тип!» – думала Маша, следуя за мужчиной в бархатной коричневой безрукавке, надетой поверх полосатой рубашки. Седеющий ежик на голове хозяина дома чуть сдвинут, чтобы сформировать хохолок по центру, квадратные очки плотно обхватывают переносицу мясистого курносого носа, похожего на поставленный на пятку башмак. Рот большой, лягушачий, а губы, тонкие и бесцветные, почти незаметны. Он казался неприятным, будучи серьезным, когда же улыбался – становился просто отвратительным. Перовский был историком Мариинского театра, который по старой памяти звал Кировским, коллекционером оперного костюма, и длинный коридор квартиры в центре (не иначе, как еще одна расселенная коммуналка) был весь увешан платьями и сюртуками. Они шли вперед, и Машина макушка – а была она как раз на голову выше коллекционера – постоянно задевала расшитые кружевные подолы. Невыносимо пахло нафталином, смесью сладких духов, долженствующих, очевидно, заглушить запах артистического пота, старой пылью.
– Иногда из любезности провожу бесплатные выставки в фойе театра, – ни на секунду не останавливаясь, вещал коллекционер. – Тематические, так сказать. К дню рождения Петра Ильича выставили несколько витрин к «Онегину», «Лебединому», прекрасная сохранность, а качество… – он восторженно прищелкнул языком.
Маша вышла на коллекционера окольными путями – в архиве его фамилия упоминалась в связи со скандальными воспоминаниями о Кировском театре эпохи 50-х и 60-х. Выяснилось, что автор воспоминаний поначалу сам танцевал, а потом ушел в костюмеры.
– Так что любовь к костюмам у меня наследственная, да, – плюхнулся в белое кожаное кресло Перовский-сын, не предложив присесть гостье. Маша опустилась в кресло напротив, вежливо улыбнулась. – Жаль, что мемуары отца так и не были изданы. Хотя уверен, многим это было бы весьма, весьма интересно, – он щелкнул пальцами.
– Почему же вашему отцу отказали в публикации книги?
– О, он пытался издаться в восьмидесятых. Тогда еще многие из фигурантов были живы, сами понимаете. И даже продолжали работать в театре. Кому нужна правда, да еще такая нелицеприятная?
Маша почувствовала, как у нее сводит скулы от неестественной улыбки.
– Мне бы очень хотелось ознакомиться с рукописью. Где ее можно найти?
– Только в одном месте, – рот хозяина дома растянулся в ухмылке. Маша с трудом сдержала омерзение. – В соседней комнате, в моем кабинете. Я оцифровал печатные листы и держу их тут, в своем компьютере, не подключенном к Интернету. Сами понимаете… – он многозначительно подвигал тонкими, будто нарисованными, бровями.