– Я, Лиз, счастливая, – проговорила вдруг Тина, – И сегодня как раз подумала, что все случилось именно к счастью. А то бы всю жизнь с таким мужем прожила – и не поняла бы ничего, ни про Юру, ни про себя, ни про жизнь. Переболела я. Можно же чувствовать боль и при этом оставаться счастливым человеком? Ну вот – болеет человек гриппом. У него температура, слабость, еле дышит. Но при этом, в глубине души, он знает про себя, что все равно – счастлив. Только надо выздороветь – и все. Вот со мной так, оказывается. Мне лишь бы у Лушки все было хорошо. Ей крепко досталось за это время.
– И мне – чтоб у Васьки. Чтоб она пережила свой дурацкий переходный возраст, чтоб мы снова стали подружками, как раньше. Чтоб она смеялась, прыгала… И у Жени чтоб все было хорошо, – Лиза вздохнула, переводя дух, – Я смотрю на все, что вокруг происходит. Как мужья или жены в загулы пускаются, и думаю: может, и мне предстоит такое пережить? Кто его знает? Но я готовлю себя на всякий случай. Я ж никакая не особенная, чтоб мне этого избежать. И думаю, если такое случится, несчастной я себе быть не позволю. Надо себя как-то беречь от этого. Не принимать близко к сердцу. Лишь бы детям жилось счастливо. Остальное – что? Сегодня есть, а завтра нет…
– И дети чтоб были счастливы, да, – подхватила Тина, – и мы сами. Ужасно хочется быть счастливой, Лиз. Спокойной и счастливой. И чтоб мое счастье зависело от меня, а не от другого человека.
– Не от другого? – прислушиваясь к себе, проговорила Лиза, – А как же без другого? Разве бывает, чтоб человеку достаточно было самого себя?
– Кто ж его знает? Хотелось бы… Раз такая жизнь разворачивается…
Потом вернулась домой Лушка, тоже не сразу узнавшая Тину. Поболтали, разошлись. Впервые за три месяца Тина достала из коробки с присланным Юрой скарбом свой ночной крем и поставила его на полочку в ванной.
– Завтра займусь наконец разбором всего этого. И вообще – дел накопилось, не разгрести.
Маленькая ночная серенада
Тина уже улеглась, когда задрынькал ее телефон. Она даже не успела глянуть, кто это о ней вспомнил на ночь глядя.
– Валентина? – раздался солидный дамский голос.
Свекровь! Вот это да! Опомнилась!
– Да. Слушаю вас, – бесцветно проговорила Тина.
– Все хотела с вами поговорить. Сдерживалась. Не хотела вмешиваться в личную жизнь сына.
– Вы прежде обращались ко мне на «ты», Элеонора Сергеевна.
– Теперь это невозможно, – отрезала свекровь.
– Хорошо. Я вас слушаю, – согласилась Тина.
– Да вот. Хочу понять все эти годы: что же вы за женщина?
– То есть? О чем речь, Элеонора Сергеевна?