Во вторую картину Тина влюбилась с первого взгляда. Рейсдаль! И какой! Пейзаж с мельницей. Тина крепко сжала правый кулак. А потом еще незаметно показала большой палец, как знак того, что она в восторге от полотна.
– И все-таки – терпение, – подала она знак своему боссу.
Она почувствовала, как тот напрягся. Занервничал. Испугался, что уйдет произведение. А самое главное было – спокойствие и выражение скуки на лице. Они старательно скучали, пока шел торг. И в последний момент назвали цену, с которой никто не стал конкурировать.
– Йес! – шепнула Тина, – Наша взяла! Мы победили!
Когда они усаживались в машину, чтобы ехать домой, радость от удачной охоты прорвалась, и они захохотали:
– Ну, мастерица! Просто слов не нахожу. Я ж собирался в два раза больше за Рейсдаля давать. Приготовился.
– Не, так не интересно. Скучно. И в чем смысл? Надо же брать, зная, что в случае чего продашь гораздо дороже. А картина хороша! Просто раму хочется целовать, как хороша.
– И мне хочется, – радостно подтвердил Михаил Степанович, – Я вот Владимиром очень доволен, он настоящую вещь чует за версту. У него нюх, как у пса охотничьего. Глянет, скажет, берем – и все. Торгуемся до победного. А с вами еще и ценовая стратегия заводит. Такой азарт охватывает. Я аж дрожал.
– Я чувствовала, – сияла Тина, – и сама дрожала. Но это же игра. Тут нужна стратегия и тактика. И умение выжидать. Как на охоте.
– Нервная история. Но мне понравилось. Сильно. Вы – сильный противник, если что, – задумчиво проговорил Михаил Степанович.
– Я только в профессии сильна. Тут в меня словно другой человек вселяется. Все умею: и видеть стоящее, и торговаться, и хватать, и держать. Мне бы в жизни такому научиться, – пожаловалась Тина.
– И в жизни умеешь, – хмыкнул ее собеседник, переходя на «ты», – Вон как вчера Елену мою Прекрасную отшила. «Я поеду в этом платье». И точка. Это сильно, между прочим. Никто еще не отказывался за наш счет одежду себе прикупить.
– Я сюда по делу приехала, а не одеваться на чужие деньги. А расфуфыриваться, кстати, в нашем деле ни к чему. Надо быть непонятным человеком, закрытой книгой. А напялишь на себя брендовые шмотки – и все. Спрос с тебя другой. За тщеславие люди дорого расплачиваются.
– Вот! Именно! И кто тут слабый? – расхохотался олигарх.
И снова, как в первый вечер, ужинали они втроем за огромным столом. За стеклянными стенами пентхауса светилось в декабрьской темноте озеро.
– Как будто на корабле плывем, – сказала Тина, – Далеко-далеко.
– За это и полюбил данное жилище, с первого взгляда, тоже подумал: дом-корабль. Тем более по озеру всякие трамвайчики плавают: вон, видите, светится весь огоньками? Мы плывем, они плывут. Бесшумно. Спокойно, – с довольным видом проговорил Михаил Степанович.