и старался никого не принимать, но для одного визитера с удовольствием сделал исключение. В феврале состоялась его первая личная встреча с Григом, подробно описанная последним в письме родителям от 17 февраля 1870 года:
«Не без робости отправился я к дому Листа; но мне совершенно нечего было бояться, ибо более располагающего к себе человека, чем Лист, редко можно встретить. Он пошел ко мне навстречу с улыбкой и весело сказал: „Не правда ли, мы слегка обменялись письмами?“ Я ответил, что именно благодаря его письму я сейчас здесь, и он засмеялся. <…> Тем временем глаза его с жадностью смотрели на сверток с нотами, который был у меня в руке. <…> Лист протянул свои длинные паукообразные пальцы к моему свертку; это меня так испугало, что я признал самым благоразумным тут же развернуть свой сверток. Тогда Лист начал перелистывать страницы и просмотрел первую часть сонаты (имеется в виду вторая скрипичная соната Грига G-dur. — М. З.). То, что он действительно читал нотный текст, доказывалось кивками головы или возгласами „браво, прекрасно“, когда он доходил до какого-нибудь хорошего места. <…> Лист предложил мне проиграть сонату… В самых первых тактах, когда скрипка вступает несколько странным, окрашенным в национальный колорит пассажем, Лист воскликнул: „Как смело! Постойте, это мне нравится. Пожалуйста, еще раз“. И когда в скрипичной партии продолжается адажио, он стал играть эту партию в верхнем регистре фортепьяно с такой чудесной, благородной и певучей выразительностью, что я был обворожен. Это были первые звуки, услышанные мною от Листа. <…> Я заметил, что Листа особенно привлекали национальные особенности моей музыки; это я и предполагал, направляясь к нему, и поэтому взял с собой пьесы, в которых сделал попытку затронуть национальные струны»>[657].
Григ стал настойчиво просить Листа сыграть что-нибудь. «Он сел за рояль, и началась музыка. Уверяю вас, если мне позволят употребить малоизящное выражение, были пущены в ход огнеметные батареи одна за другой, при непрерывном сверкании молний. Музыка звучала так, как будто он своим заклинанием вызвал к жизни тень Тассо (Лист играл Григу Lamento е Trionfo — недавно завершенное им продолжение симфонической поэмы „Тассо“. — М. З.). Игра его переливалась великолепнейшими красками; выражение трагического величия — самая сильная сторона гения Листа. Я не знал, кому больше изумляться — композитору или пианисту… Ни один великий человек не может идти с ним в сравнение… Потом я еще немного побеседовал с ним и рассказал ему, между прочим, что мой отец слышал его в Лондоне в 1824 году; это его очень обрадовало („Да, да, я много странствовал по свету и много играл, слишком много“, — сказал он)»