— Любезный, сорочка должна быть поглажена через двадцать минут. Вот тебе за труды, — он протянул рубль.
— Не извольте беспокоиться, — засиял коридорный. — Исполним в лучшем виде-с.
Горячая ванна освежила и придала сил. Ардашев едва успел накинуть шлафрок, как в дверь постучали.
— Всё готово-с, — коридорный передал белоснежную, пахнущую свежим паром рубашку. В другой руке он держал конверт. — Это вам. Просили-с передать.
— Кто? — забирая письмо, поинтересовался Клим Пантелеевич.
— Они не представили-с.
— Ладно, ступай.
Затворив дверь, адвокат вскрыл конверт. На белом листе чернел машинописный текст:
Лишь на третий день под вечер, в горной местности далёкой,
Добрались они скитальцы, до пещеры одинокой.
Под горой река шумела, окружённая осокой,
Подпирая свод небесный, рядом лес стоял высокий…
То, что бог ещё не создал, не видать тебе во сне,
Потому что негодяю суждено гореть в огне,
Перерезаны дороги, ты в сети и в западне…
Присяжный поверенный достал конфетку ландрина, положил её под язык, и задумался. Потом вынул из саквояжа книгу, полистал, убрал обратно и принялся одеваться. Перед тем, как он собрался покинуть номер, послышался нервный стук в дверь. В проёме, как в картинной раме, возник Толстяков. Он бесцеремонно прошёл в комнату и выглянул в окно.
— И что вы там увидели?
— Ну вот, я так и думал. К вам можно забраться по парапету.
— Вы правы, — спокойно проронил адвокат. — Зато к вам нельзя. За два аршина до вашего номера выступ заканчивается.
— Владыка небесный! Я каждый раз удивляюсь вашей внимательности. Как вам удаётся всё замечать, предвидеть, рассчитывать? Таким как вы надобно не в присяжных поверенных ходить, а служить начальником сыскной полиции.
— Нет уж, слуга покорный. Увольте меня от такого «счастья».
Вдруг взгляд Толстякова упал на стол, и он чуть слышно проронил:
— Опять он?
— Как видите. Только что коридорный принёс. Да вы прочтите, не стесняйтесь. Письмо-то вам адресовано.
Подергивая от волнения правый ус, Сергей Николаевич спросил:
— Полагаю опять из «Витязя в тигровой шкуре»?
— Да, и вновь добавил отсебятины во второй части. Машинка та же.
— Он что, таскает её с собой?
— Вряд ли. Скорее всего, все тексты заготовлены ещё в Сочи. Но хватит о нём. Пора ужинать.
— А мне что-то уже и расхотелось.
— Нет-нет, отказываться от здешней кухни решительно нельзя. Пойдёмте, друг мой, поблаженствуем. Ведь вы же истинный гастроном. К тому же, я уверен, это последнее послание. Написать новое мы ему просто не позволим.
— Даст Бог, даст Бог, — пробормотал газетчик и вслед за Ардашевым поплёлся в ресторан.