Рутенберг промолчал, что недавно в одном из французских юмористических журналов видел карикатуру на Гапона с надписью: «Что–то он становится удивительно похож на Хлестакова — героя знаменитой русской комедии «Ревизор».
«Подложу журнальчик Гапону среди других газет, а то этот поп–расстрига начал утомлять хвастовством, алчностью, фиглярством и завышенными амбициями. Но лидер эсеров Чернов поставил задачу вовлечь попика в нашу партию…»
Через несколько дней навестив гостиничный номер «борца с самодержавием» с трудом сдержал смех, наблюдая, как вождь будущего восстания самозабвенно стреляет по мишени на дверце шкафа резиновыми липучими пулями из детского пистолета.
— Георгий Аполлонович, позвольте поинтересоваться, чем это вы изволите заниматься? Из детского возраста, вроде бы, успешно выбрались.
— Товарищ Мартын. Как тебе известно, скоро в России развернутся боевые действия и я должен метко стрелять, — прижмурив глаз, нажал на курок. — Попа–а–ал! Как видишь, твёрдость руки у меня необычайная, а точность прицела как у лучшего стрелка лейб–гвардии Павловского полка. Друг мой ситный, я дам тебе денег — купи мне левольверт–бульдо, чтоб мстить царским опричникам. Обещаешь? — схватил Рутенберга за рукав пиджака.
— Обещаю, — разжал тот цепкие пальцы, освободившись от захвата.
— Вчера ходил на встречу к этим, как их, эсдекам, — сильнее, чем стрельбой поразил Петра Моисеевича.
— К большевикам или меньшевикам? — сел в кресло, требовательно уставившись на Гапона.
— А чёрт их знает… К Ленину, в общем.
— Новое дело! — заволновался Рутенберг. — И как принял тебя?
— Не совсем доброжелательно, — стушевался бывший поп. — Продержал в приёмной чуть не до вечера и пригласил последним.
— И что ты ему сказал? — заинтересовался эсер.
— Перво–наперво представился: Я Гапон… И вот сижу весь день тут…
— А он? «У Владимира Ильича амбиций на десяток Гапонов наберётся».
— А он: «Чего вы хотите?» — «Как чего?» Сговориться о наших делах!» — «Каких таких «наших делах?» — Да ещё нехорошо так ухмыльнулся. То ли язвительно, то ли пренебрежительно. И эдак пальцы в проймы жилета — ширк, — с раздражением рассказывал Гапон: «Как каких? — говорю. — У нас их пропасть. Вагон и маленькая тележка». — «Ну, уж и пропасть с вагоном?» — нехорошо, едко так засмеялся, — отбросив детский пистолет, забегал по номеру. — Это мне!.. Самому ГАПОНУ осмелился дерзить и надо мной надсмехаться…
— Ну и чем аудиенция закончилась? — поторопил бывшего священника Пинхус Моисеевич.
— Да ничем. Похлопал меня по плечу, предложив, если что, обращаться в приёмную вот к нему, — тыкнул пальцем в секретаря и ушёл.