— Так и ей бы каюк. Дворянка. Эксплуататорский класс.
— Мне страшно! И эти ещё, как змеи, шипят, — прижалась к подруге гимназистка, и тут же содрогнулась от оглушительного артиллерийского залпа.
— Пужают, — расколов окно, стал палить из своего маузера бородач. — Холостым зарядом бахнули. А вот я их — боевыми угощу.
Двое спорящих мужчин подбежали к окнам и тоже начали стрелять.
— Что вы делаете? — в ужасе закричали гимназистки, — там же люди, — и потеряли сознание от ещё одного залпа и брызнувших в помещение осколков стёкол.
Не прошло и минуты, как следующий залп разнёс сваленные перед дверью парты и покалечил людей.
Растерявшиеся студенты и гимназисты в панике пытались укрыться под партами, в страхе закрывая руками головы и в истерике вопя во всю глотку.
Бородач с двумя товарищами притащили пять жестяных коробок и, кхекая, швырнули их вниз, прислушавшись к трём глухим взрывам.
— Две бомбы не сработали, — сообщил он двум боевикам и пригнулся, услышав ещё один артиллерийский залп.
Но пушки на этот раз обстреливали третий этаж.
И вновь тишина.
— Артиллерию свою заряжают. Айда вниз, Василий, и хватит злиться из–за какого–то незнакомого старика, — потянул товарища за рукав Шотман, не удостоив взглядом забежавшего в класс Фидлера.
— Господа, сдавайтесь, а то они всех убьют, — трясясь всем телом, замер тот, увидев лежащих у покорёженной парты мёртвых гимназисток.
У одной была оторвана рука и нога, у другой разбита голова и разворочена грудь.
— Господи, господи, — зарыдал он, — я не думал, что будет так… Прошу вас, сдавайтесь…
— Иван Иванович, а шёл бы ты… отсюда, — покачивал перед его лицом маузером бородач. — Неровён час и убить могу… Как они моего брата, — скрипнул зубами и подойдя к окну, под которым лежало тело боевика, не целясь стал палить по солдатам.
Фидлер, в ужасе махая руками, словно ученик младшего класса, помчался вниз по лестнице и, оттолкнув старавшихся удержать его студентов, выскочил на улицу, где бросился к солдатам.
— Умоляю, солдатики, не стреляйте, там же молодые глупые люди. Лучше меня убейте, я это заслужил.
Силы его иссякли, и он опустил голову от навалившейся усталости, ужаса и тоски.
— Директор училища? — подошёл к нему полицейский чин, доставая из кобуры револьвер. — Сеятель доброго, умного, вечного, — выстрелил ему в ногу, спокойно глядя, как пожилой человек с болезненным стоном падает на землю.
Опять загрохотали пушки и затрещали винтовочные выстрелы.
Из окна дома вырывалось пламя, и слышались крики людей.
— Ведь говорили вам сдаваться, — держа в поводу лошадь, оглянулся на Кускова Глеб, удивляясь, чего это он, отпустив повод, валится под ноги коня. — Олег, споткнулся что ли? — не веря в самое плохое, подбежал к нему и встал на колени, переворачивая друга на спину и с ужасом глядя на стекающую из уголков рта кровь и невидящие уже глаза. — Олег, Олег, — обхватил его голову, — не надо, не уходи…