— Это да! — подтвердил Аким. — Кареев и преподаватели внушали нам любовь к народу.
— К народу! Но не к бунтовщикам, — помахал рукой под своим носом Лебедев. — Представь, как мне было неприятно слушать все эти прекраснодушные стоны… Развёл слякоть сопливую при нижних чинах. Пал Палыч чуть по матушке его не послал, сдержался при мне. Собрался было рапорт Щербачёву подать, да пожалел парня. Не захотел жизнь ему ломать. Так что, Аким Максимович, имей этот инцидент в виду, и правильно воспитывай офицера, — поднялся, давая понять, что разговор закончил. — Не желаете компота в собрании испить?
Рубанов не пожелал.
Вечером, усталый, но довольный проведённым днём, добирался домой в неудобных санях с низкой спинкой и, натерпевшись, рявкнул на ехавшего за ним извозчика:
— Держи дистанцию, чёрт! Не видишь, твоя лошадь мне на голову пену роняет. Отстань на две сажени, как положено.
— Щас! — услышал ответ.
Но ничего не изменилась.
Через пять минут велел извозчику остановиться, подошёл к следовавшим за ним саням и, прочтя прикреплённую бирку «Извозчик, личный номер 32–78, кобыла Глашка», слегка, для порядка, треснул бунтовщика по пронумерованной роже.
После этого, обидевшись, тот свернул на перекрёстке, но позади, плевав на две сажени, пристроился другой.
«Ну что за народ бестолковый?! Драть их надо, а нельзя», — вздохнул Аким.
В 6 часов утра на дворе флотского экипажа в Кронштадте, трубач заиграл побудку.
Услышав звук трубы, новобранцы очумело вскакивали, заправляли койки, наскоро, не отвлекаясь на разговоры, грелись чаем с чёрным хлебом, и взвод из сорока человек строился в камере на молитву и гимнастику.
— Что, тяжело с мякинным–то брюхом упражнения производить? — встал насупротив Семёна Северьянова плотный, с выпуклым животом боцманмат и стал громко отсчитывать количество приседаний. — Давай, давай, ещё раз, ещё раз. Встать, смирно. Выкинуть руки вперёд, вверх, в стороны. Северьянов, резче, резче работай плавниками. Бери пример со своего земляка Дрищенко, — загоготал старослужащий моряк. — А теперь, коли вспотели, как лягушки, зачнём лягушачье путешествие. Опустились, салаги, на корточки в затылок друг другу. Положили свои лягушачьи лапы на плечи соседней жабы и запрыгали вдоль стен.
Понаслаждаться зрелищем зашли несколько старослужащих.
— Остап Иванович, а ты их ишшо квакать заставь, — давали они советы инструктору.
— Без вас знаю, что делать. Теперь, караси, надевайте бушлаты и на улицу. Маршировке учить вас стану, захождениям и поворотам всяким.
Переваливаясь, словно в качку, перед новобранцами, боцманмат, сделав зверское лицо, прокурено прохрипел: