Конюшня, куда наведался после пожарища Рубанов, была пуста: «Пусть Георгий приезжает и сам своих лошадей ищет», — направился к катеру.
В понедельник, ближе к вечеру, громко сигналя и шлёпая по воде колёсами, вплотную к катеру причалил небольшой пароход.
На нём прибыл сам губернатор.
Рыбачивший Иван, матерясь в душе за погубленную рыбу и испорченную рыбалку, проводил его по лестнице до дома, по пути рассказывая о сгоревшем в Ромашовке барском особняке.
— И коней увели, нехристи, — подтвердил он.
— На пароходе взвод солдат, — обедая у Рубановых, вещал губернатор. — И полицейские. Сейчас поплыли дознание проводить. Максим Акимович, дорогой, распорядитесь после обеда, чтоб меня на вашем катере на тот берег доставили. Разберёмся, оставим полицейских и дальше тронемся. Не первый это поджёг в губернии. Лично решил удостовериться и впредь пресекать подобные противоправные явления. Отовсюду помещики в губернскую канцелярию жалобы пишут. Правда, сейчас и многие крестьяне грамотные стали, — кивнул на пухлый портфель, оставленный в кресле. — Чтоб зря время не терять, читаю их произведения на пароходе, вникаю и выношу решения. Встречаются прелюбопытные эпистолярные опусы, — промокнул губы, поднялся и пошёл за портфелем. — Иногда даже не для дамских ушей, — поднял волну любопытства в душе Ирины Аркадьевны.
— Сегодня отправил брату телеграмму о случившемся, — не воспринял словесные пассажи губернатора Рубанов, думая о своём. — Вряд ли он приедет из Питера. В Думе заседает.
— Максим Акимович, вы разве не знаете? — неся в вынутой из портфеля кожаной папке какие–то бумаги, промолвил губернатор.
— Извините, а чего я не знаю?
— Государь вчера вечером изволил подписать Указ о роспуске Думы. А Столыпин стал председателем Совета министров. Как мне телеграфировали из Петербурга, здание закрыто и оцеплено войсками. А растерявшиеся депутаты выехали в Выборг, где их не достанет рука российской полиции, дабы там обсудить и продумать дальнейшие действия, — сильно удивил информацией Рубанова. — Но к этому всё шло с самого ея открытия, — сыронизировал он. — Никакого уважения к государю, — уселся на стул, положив на колени папку. — Мне добрый знакомец донёс, что англоман Набоков — депутат этой одиозной Думы, любил прилюдно голосить: «Власть исполнительная, да подчинится власти законодательной…» И этим, разумеется, снискал славу самого либерального из либералов, — засмеялся губернатор. — А их председатель Муромцев требовал, чтоб придворная карета в Царском Селе подавалась первому ему, как представителю народа, а не императору.