— Когда вступим в дело, — шагая среди дружинников, учил молодёжь Шотман, — не палите в белый свет, как в копеечку… Врага следует выцеливать. Берегите патроны. На бегу лучше не стрелять. Остановитесь и прицельтесь. И старайтесь выстрелить первыми. Как только увидите офицера — валите его, а потом открывайте огонь по солдатам или полиции.
— Солдаты, может и убягут, а вот казаки в сякунд до нас долятят…
— Орловский? — улыбнулся Северьянов, разглядывая чем–то похожего на него, курносого и конопатого парня.
— Оттеда! — не стал отпираться дружинник.
— Дришенко, под твоё начало его отдаю. Поставь у болота сторожить, пока в стрельбе тренируемся.
— Чичас! — чему–то обрадовался Гераська. — Как зовут?
— Някалай!
— Гы–гы! Бяда с тобой, — миролюбиво передразнил парня, с уважением оценив широкие плечи и мощные лапищи. — Сколь годов–то?
— Восямнадцать.
— Гы–гы! Някалай, а правду люди говорят, что орловцы смятану в мяшках нясут?
— Что нясут, то нясут, — не стал отказываться от сметаны парень, нисколько не обидевшись на старшего товарища.
— Герасим, — протянул ему руку Дришенко и гыгыкнул, услышав:
— Понял, чо Гярасим…
— Стой тут, якалка, а как чужих заметишь, солдат особенно, к нам беги.
— Прибягу! — согласно покивал молодой рабочий.
Не успели дружинники расстрелять по царскому портрету, служившему мишенью, весь боезапас, как услыхали неподалёку:
— Бяда–а! Бяда–а! Солдаты бягут, — увидели машущего руками конопатого Николая.
— Наверное, в Зимнем дворце услышали, — хмыкнул Шотман, убирая в карман револьвер. — Уходим, ребята. А ты, Дришенко, постепенно обучай орловца, — побежал вслед за рабочими по хлипким сгнившим доскам в глубь болота, с удивлением заметив, как орловец шустро обогнал его, брызгая грязью из–под трухлявых досок.
— Силён рысак! — пыхтел сзади Дришенко.
— Ребята, через перелесок, в огороды бегите, а там и дома предместья начинаются, затихаритесь у кого, — хлюпая башмаками, замедлил бег Шотман. — Давай, Гераська, часть досок с тропы разбросаем, — достав револьвер, выпустил остаток обоймы в мелькнувшую белую гимнастёрку с красными погонами и улыбнулся, услышав болезненный вскрик. — Получил, орясина, вишнёвую косточку в брюхо, — споро раскидывал за собой грязные доски и жерди.
Аким, держа под руку Ольгу, стоял у бордюра питерской мостовой, намереваясь перейти на другую сторону.
Извозчика они отпустили, решив прогуляться и подышать пряным воздухом тёплого майского дня.
— Мадемуазель, как полагаете, к вечеру перейдём мостовую или тут заночуем? — улыбнулся даме, получив ответную улыбку.
Рядом с ними по брусчатке проносились одноконные и пароконные экипажи. Рыча моторами, пыхали дымом входящие в моду авто и, цокая копытами, ехали двухколёсные открытые экипажи без кучера, с одним седоком, называвшиеся весьма точно — «эгоистки».