Её младший сын, морщась от боли при толчках вагона, ехал в санитарном поезде в Петербург.
Лето. Собиралась гроза.
Раненый в ногу пехотный капитан, что разместился в купе офицерского вагона вместе с Глебом, наполовину опустил оконную раму и, вскарабкавшись на вторую полку, наслаждался сквозняком.
Глеб приподнялся и сел. В приоткрытое окошко веял приятный ветерок, освежая голову и успокаивая боль.
Мимо проносились берёзовые и дубовые рощи. Паровоз гудел, приветствуя их.
И рядом была Натали.
Её пальцы касались его тела, накладывая повязку. Она читала ему вслух, когда выдавалось свободное время и не требовалось ухода за ранеными.
Глеб, не сознаваясь в этом даже себе, в душе благодарил ранившего его японца. Когда бы ещё он пережил столь трепетные минуты близости с Натали.
Проскочили заросший травой овраг, гулко пролетели по короткому мосту над неширокой речушкой, и снова перед глазами просторы России.
Началась гроза. В вагоне стемнело и лишь всполохи молний освещали полумрак купе.
Натали отложила книгу и пошла к проводнику за Ильмой.
Глеб хорошо заплатил кондуктору и тот держал её в своём купе, ибо доктору присутствие собаки в вагоне категорически не нравилось — лишние бациллы распространяет.
Гроза закончилась. Купе осветило солнце. По–прежнему мелькали за окном редкие деревни, поля и погосты в рощах у дороги. И опять дождь… И снова солнце… И перестук колёс… И гудки встречных составов… И запахи лета: трав, садов и ветер в распахнутое окошко…
И рядом Натали…
«А может это и есть счастье?.. Неожиданное, гулкое, с запахом трав и гудками паровозов», — счастливо улыбнувшись, улёгся и отвернулся к стенке, чтоб осмыслить обрушившуюся на него череду событий и разобраться в каких–то неземных, иррациональных, непостижимых разумом чувствах… Понять их могли только душа и сердце.
Незаметно для себя провалился в сон, через два часа проснувшись от резкого торможения состава.
«Сколько же я спал?» — выглянул в окно.
Постепенно останавливающийся поезд демонстрировал Глебу проплывающие мимо будки, фонари и пристанционные деревья со сломанными кем–то ветками.
Ходячие раненые, не дожидаясь полной остановки, спрыгивали на платформу и спешили к кирпичной облупленной стене станции, из которой торчали некрашеные краны с горячей водой.
— Не кипяток, но чаёк заварить можно, — услышал приглушённый железнодорожными звуками крик маленького солдатика в застиранной рубахе.
Тут же, на платформе, крестьянки продавали творог, молоко и белые, вкусно пахнущие пшеничные ватрушки.
Натали с капитаном накупили у женщин деревенской снеди и до вечера пировали в купе.