Они пообедали в «Гритти», и, развернув негритенка из черного дерева, девушка приколола его у левого плеча. Фигурка была длиной около трех дюймов и довольно красива, если любишь такие вещи. «А не любят их только дураки», – думал полковник.
"Не смей говорить грубости даже про себя, – сказал он мысленно. – Постарайся получше себя вести, пока вы с ней не распрощались. Что это за слово «прощай», – думал он. – Так и просится в альбомные стишки.
Прощай, и bonne chance,[56] и hasta la vista,[57] а мы говорили просто merde[58]. И все тут! Счастливый путь – вот это хорошие слова! Прямо из песни, – думал он. – Счастливый путь, счастливый путь, вот и ступай в дорогу, унося с собой эти слова. И точка", – думал он.
– Дочка, – сказал он, – давно я не говорил, что тебя люблю?
– С тех пор, как мы сели за столик.
– Ну вот, а теперь говорю.
Когда они пришли в гостиницу, она сходила в дамскую комнату и терпеливо расчесала волосы. Вообще она не любила дамских комнат.
Она подкрасила губы, чтобы сделать рот таким, какой любит он, и сказала себе, старательно размазывая помаду: «Только ни о чем не думай. Только не думай. И не смей быть грустной, ведь он уезжает».
– Какая ты красивая.
– Спасибо. Мне хочется для тебя быть красивой, если у меня это выйдет и если я вообще могу быть красивой.
– Какой звучный язык итальянский.
– Да. Мистер Данте тоже так думал.
– Gran Maestro, – позвал полковник. – Чем нас покормят в вашем Wirtschaft[59]?
Gran Maestro искоса наблюдал за ними – ласково и без всякой зависти.
– Вы хотите мясо или рыбу?
– Сегодня не пятница, – сказал полковник. – Рыбу есть не обязательно. Поэтому я буду есть рыбу.
– Значит, камбала, – сказал Gran Maestro. – А вы, сударыня?
– Все, что вы мне дадите. Вы больше меня понимаете в еде, а я люблю все.
– Решай сама, дочка.
– Нет. Пусть решает тот, кто больше меня понимает. Я после пансиона все никак досыта не наемся.
– Я вам приготовлю сюрприз, – сказал Gran Maestro. У него было длинное доброе лицо, седые брови над чуть дряблыми веками и всегда веселая улыбка старого солдата, который радуется тому, что еще жив.
– Что новенького у нас в Ордене? – спросил полковник.
– Я слышал, что у нашего патрона неприятности. Конфисковали все имущество. Или, по крайней мере, наложили арест.
– Надеюсь, ему не грозит ничего серьезного?
– За патрона можно не беспокоиться. Он пережил бури пострашнее.
– За здоровье нашего патрона! – сказал полковник. Он поднял бокал, наполненный только что откупоренной настоящей вальполичеллой.
– Выпей за него, дочка.
– Не буду я пить за такую свинью, – сказала девушка. – И к тому же я не принадлежу к вашему Ордену.