Они не разговаривали: ветер дул в корму, поэтому при той скорости, которую можно было выжать из жалких останков мотора, казалось, будто ветра нет вовсе.
На пристани Джексон отдал чемоданы носильщику, а портрет понес сам. Полковник спросил:
– Хочешь, простимся здесь?
– А разве нельзя иначе?
– Можно.
– Давай я провожу тебя до бара и подожду, пока подадут машину.
– Так будет еще хуже.
– Пусть.
– Отправьте вещи в гараж и попросите присмотреть за ними, пока не выведете машину, – сказал полковник Джексону. – Проверьте, в порядке ли ружья, и уложите вещи так, чтобы на заднем сиденье было как можно свободнее.
– Слушаюсь, господин полковник, – сказал Джексон.
– Значит, я еду? – спросила девушка.
– Нет, – сказал ей полковник.
– Почему мне нельзя с вами поехать?
– Сама знаешь. Тебя никто не приглашал.
– Отчего ты такой злой?
– Господи, дочка, если бы ты знала, как я стараюсь быть добрым! Но человеку легче на душе, когда он злой. Давай-ка расплатимся с нашим приятелем лодочником и посидим вон там на скамейке под деревьями.
Он заплатил хозяину лодки и сказал, что не забудет насчет мотора с «Виллиса».
Он, правда, посоветовал особенно на это не рассчитывать, хоть дело вполне могло и выгореть.
– Мотор будет подержанный. Но все равно лучше того кофейника, который стоит у вас сейчас.
Они поднялись по истертым каменным ступеням, прошли по дорожке, усыпанной гравием, и сели на скамейку под деревьями.
Черные деревья раскачивались от ветра, и ветки на них были голые. Листья в этом году опали рано, их давно вымели.
К ним подошел человек и предложил купить почтовые открытки. Но полковник ему сказал:
– Ступай отсюда, сынок. Тебе тут делать нечего. Девушка наконец расплакалась, несмотря на решение никогда не плакать.
– Слушай, дочка, – сказал полковник. – Ну что я могу тебе сказать? На машине, на которой мы с тобой едем, к сожалению, нет амортизаторов.
– Я больше не плачу, – сказала она. – Я не истеричка.
– Нет, этого я про тебя сказать не могу. Я могу сказать, что ты самая красивая и самая милая девушка на свете. Во все времена. На всей земле. Во всем мире.
– Но какой в этом толк, даже если бы это была правда?
– Вот это верно, – сказал полковник. – Но это правда.
– Ну и что же теперь будет?
– Теперь мы с тобой поцелуемся и скажем друг другу «прощай».
– А что такое «прощай»?
– Не знаю, – сказал полковник. – Но думаю, что это одно из тех слов, которые каждый толкует по-своему.
– Попробую и я.
– Ты не очень расстраивайся, дочка, слышишь?
– Хорошо, – сказала девушка. – Хотя в нашей машине и нет амортизаторов.
– Тележка, в которой возили на эшафот, – самая подходящая для тебя машина. С того дня, как ты меня узнала.