– Вот теперь мы точно в одной лодке. – Я сжал ладонями адски трещащую голову.
Боль была такая, что я почти не мог думать… Впрочем, спустя почти бесконечные десять минут начало отпускать. Да, теперь я понимаю, почему Ната говорила о дяде с такой ненавистью! Я тоже за такое самочувствие убить готов… кого-нибудь.
– Ната?
Когда способность более-менее связно воспринимать окружающий мир вернулась, я обнаружил, что мы в медотсеке катера, причём я лежу на спине на столе-кушетке, а жена обнимает меня за голову, прижимаясь грудью к затылку, заглядывает в глаза… М-м-м, так приятно, что даже боль отступила на задний план. И лицо такое испуганно-ожидающее, что я не удержался и притянул её голову к своей. Может, врачом стать?.. Потом, в смысле. Сам себе прописал… м-м-м, лекарство – и принял, по строгому расписанию!
– Всё в порядке? – спросил я, неохотно отпустив голову любимой.
Горька участь медика: лекарство надо дозировать!
– На планете, приземлились по плану, сняла остров с посадочной площадкой и коттеджем, кроме нас, тут никого, – скороговоркой отчиталась Ната. – Я… видела… Прости. Прости! Прости меня!
– Это мне надо извиняться. – Я шевельнул кистью руки, отмечая, что стоило бы полежать ещё: мышцы как ватные. – А дети как?
– Терминалы на прямой вызов не отвечают. – Ответ жены заставил меня подобраться… Точнее, тон, с которым она это сказала. – Тай скачала почту, отправленную ими для тебя… Вот.
Я принял очки-терминал, раскрыл помеченное сообщение… И вскочил, забыв о всякой слабости.
Пап! Мы нашли маму!!!
Да что за чертовщина в этой проклятой вселенной происходит?!
8
– Мы опоздали меньше чем на сутки, – оповестил я вернувшуюся Нату и только потом поднял голову, взглянув на неё.
Девушка в тонком чёрном облегающем платье смотрелась до того сногсшибательно, что мне даже удалось на пару секунд отвлечься от гнетущего чувства, оставленного чтением переписки с Гором и Лиссой. Точнее, не совсем уже переписки: она же подразумевает обмен письмами, а я последние семь суток, по известным причинам, не мог ответить на их сообщения. Тон посланий менялся от бравурно-восторженного в последний выходной день прошлой недели, когда детям всё-таки удалось обойти явно специально урезанную систему контроля периметра пансионата и «случилось кое-что очень-очень важное, пап!», до всё более и более встревоженного каждый следующий день моего молчания. Последнее письмо из одной строчки было, как я понимаю, актом отчаяния. И теперь вот – молчание. И на прямые вызовы, и на отправленную почту.
– Всё купила?
– Да. – Супруга мимолётно улыбнулась, почувствовав мои эмоции при демонстрации наряда, и тут же опять помрачнела. – Это точно было нужно? Мы могли просто заказать…