Угрюмов — так называли высокого мужчину — поддержал Виктора Александровича.
— Господин Войтинский, Вы не беспокойтесь. Людей я найду и завтра же вам предложу, а Виктор Александрович нам еще пригодится.
Затем Войтинский начал свой доклад о Москве.
— Все сведения о ранении Троцкого оказались вымышленными. Соболеву удалось в Туле взорвать склад, но после этого о нем ни слуху, ни духу. От Эрбе ожидаю многого. У него опыт. Он настоящий революционер. Но предупреждение. Эрбе не дорос до принятия политических перспектив. Он не знает о нашей связи с белыми и Антантой и для пользы дела нужно от него это скрыть. В последнее время от Эрбе сведений нет. И вообще неналаженность связи — полная. Я полагаю, что хорошо бы направить туда Катю. Она кого угодно проведет и сможет связать, как отдельные тройки между собой (а это, в виду расширившегося масштаба работы — необходимо), так и нас с ними. Кстати — о провале Нюрина. Беспокоиться нет оснований. Он был убит при преследовании. Вместе с Катей я предлагаю послать нашего нового товарища г-на Янковича. У него, оказывается, дядюшка работает во Всероглавштабе. Я думаю, — он сможет быть нам полезным. В особенности вам, полковник.
— Все-таки вы слишком мало сделали, вернее сказать, почти ничего не сделали, если соразмерить вашу работу с той суммой, которую вы получили, — вырвался вдруг голос молодого офицера со знаками отличия на груди. — Нас совершенно не интересуют ваши политические комбинации, и все эти фразы — «о настроении среди масс» — мы уже слышим не первый год. Нам дело подавайте. Мы — люди военные.
— Успокойтесь, Александров, — хитро улыбнулся Войтинский. — Во-первых, впереди еще время, во-вторых, и настроения важны: нужно пропитать массы враждой к большевикам под каким бы то ни было соусом. А в-третьих, среди друзей такой тон бесед не годится. Все мы раньше всего подчинены одной идее — сломить ненавистных большевиков. А дальше — сговоримся.
Все же доклад встретил сильные возражения среди военных. Подчеркивалась штатская расхлябанность, преобладание политических моментов над военными. Было внесено предложение ввести двух военных в комиссию по «московским делам». Поднялся шум и неразбериха.
— Вы забываетесь, — возвысила вдруг голос женщина. Ее синие глаза горели негодованием. Все смолкли.
— Вы забываете, что это не митинг 17-го года, а конспиративное собрание. А вы, — обратилась она к офицерам, — забыли наше изначальное соглашение. Вы нам помогаете в работе «московской», а мы вам в работе «южной». Когда дело дойдет до вооруженного выступления — мы в вашем распоряжении, теперь же подпольная, политическая работа. У нас большой опыт и большой импульс. У нас и больше прав. Не может быть никакого другого решения. В конце концов, мы можем отказаться от вашей помощи, ибо золотые источники и нам известны.