Я отступал почти последним, за мной — только Князь с верным Кукушкой. Засели ниже, в естественном укреплении среди камней, и довольно бодро лупили очередями в сторону противника. Нет, я не приказывал уголовным прикрывать отход, Князь сам вызвался быть в арьергарде, ну а Кукушка, понятно, без него — никуда. Что наводит на мысли о непредсказуемости человеческих характеров, одинаково способных на подвиги и на паскудство… Если бы еще было время и место об этом тщательно поразмыслить…
Тяжелый снаряд оглушительно грохнул где-то выше, и я совершенно машинально пригнулся. Осколки снова брызнули по броне, на этот раз — каменные, неопасные. Хорошо все-таки стреляют, метко…
Я понимал, видел, что еще немного, и нас окончательно прижмут к крутым скалам, и наступит амба, кердык, абздец — все вместе. На каменных стенах, уступами поднимающихся высоко в небо, мы будем видны, как мухи на белых обоях. При такой крутизне подъема никакой форсаж не спасет, нас просто расстреляют, пока мы будем подниматься к вершинам…
Казачки вообще воевали толково. Во избежание ненужных потерь в открытый бой на прямой наводке не рвались. Действительно, зачем? Они просто долбили и долбили нас на средних и длинных дистанциях, что при их превосходстве в огневой мощи было вполне достаточно. И волки сыты, и от овец — только клочки по закоулочкам! Я бы и сам так поступил на их месте, долбил и долбил спокойно, издалека. Это только в комиксах и сериалах бравые десантники сплошь и рядом сходятся врукопашную, лязгая кулаками по чужим панцирям. На деле — пуля, ракета или граната куда надежнее кулака, даже оснащенного пневмоусилителями мускулатуры. Спору нет, рукопашные в броне тоже встречаются, я их сам видел и даже участвовал. Но за семь лет войны — всего несколько раз…
Если противник пошел врукопашную, что делать? Правильно — стрелять в упор! Дураку понятно, но не сценаристам, конечно…
Между тем, я наблюдал.
Прижмут, уже прижимают! И что тут поделаешь?
— Начальник, начальник! Тигр–1, я пошел на отход, прикрой! — раздался в наушниках заполошный голос Кукушки.
— Давай, прикрываю! — коротко ответил я.
— А на суровой, ледяной планете — э — э! А в тюрьме мальчонка пропада — а — ал! — услышал я в наушниках то ли стон, то ли вой, то ли залихватскую блатную песню.
Полетел, родимый!
Высунувшись из-за камней, я, не целясь, дал несколько длинных веерных очередей в сторону наступающей бронепехоты. Потом мгновенно сменил позицию, длинным прыжком перебравшись еще выше по скалам. И снова стрелял и стрелял, отвлекая их огонь на себя.