«Вот только большим воеводой назначать кого? — подумывали они, зная по опыту, что от главного военачальника все зависит. — Не дай Боже, ежели какой-нибудь правдолюбец будет, вроде князя Пестрого, али Образца-боярина, али там князя Патрикеева Ивана Юрьевича, али свойственников его князей Ряполовских! Те уж на чужое добро не позарятся, да и нашему брату воли не дадут! А вот ежели бы князя Руно Ивана поставили, он бы нашему нраву перечить не стал, ибо сам любит чужое добро заграбастать. У него уж руки такие загребущие, того и глядят, поди, чего бы в карман себе захватить. Он даже с царя казанского откуп взял, когда мы под Казань ходили ратной чести искать!..»
Об Иване Руно все говорили, что он в 1469 году, в мае месяце, будучи предводителем сильного русского отряда, мог бы легко взять Казань, застигнутую москвитянами врасплох, но после битвы в предместьях города он внезапно приказал отступить к Волге, потом сел на суда и отплыл к Коровничьему острову, где русские целую неделю сидели без дела. Тут к Руно приезжали какие-то таинственные незнакомцы, не то поволжские разбойники, не то татары же и привезли двенадцать мешков с чем-то тяжелым и тщательно увязанным в свертки, из чего дружинники заключили, что воевода взял откуп с казанского царя Ибрагима за уход из-под стен его столицы…
— Ах, хорошо бы было, кабы Руно в Пермь послали! — вздыхали любители чужого добра, побывавшие уже в походах с этим воеводой, но их вожделения не оправдались.
Через два дня после собрания бояр в Кремле по Москве разнеслась весть, что большим воеводой рати, набираемой для похода на Пермь Великую, назначен князь Федор Давыдович Пестрый, а в «товарищи», заместителем ему — воевода Гаврило Нелидов, приходившийся ему дальним родственником.
Этого никто не ожидал. Даже сам Пестрый удивился, когда его позвали в Кремль и объявили неожиданную новость.
— Не ждал я такой милости, княже великий, — говорил он, скромно выслушав указ государев о назначении своем большим воеводой для похода в Пермь Великую. — Ведь многие бояре-воеводы старше меня есть… и поопытнее. Как будто неладно их обходить…
— На то моя воля государская! — прервал Пестрого Иоанн, сделав нетерпеливое движение. — По-моему, ладно я учинил, что обошел двух-трех стариков, которые годятся только в приемной палате сидеть да расправлять свои бороды сивые. По-моему, дело не в старшинстве, а в таланте воинском, а таланта сего у тебя не занимать стать. Ты ведь из первых воевод моих, на тебя я как на каменную стену надеюсь, а потому и порешил тебя в Пермь послать в челе дружин моих воинских!..