На заклинания Арташов отреагировал недобрым прищуром.
— Значит, врет? — уточнил он.
— Полицаем был… По заданию руководства!
— Но наших не расстреливал?
— А ты что, другое мог подумать?.. Не видишь, выкручивается. Торопится оговорить. Это ж первый вражеский прием! Приказываю ее арестовать немедленно. Вместе с прочим отребьем!
— Не сходится, — вслух прикинул Арташов.
— Что н-не?.. — Гулько почуял неладное.
— Всё! О полицае Васёве, который расстреливал заложников, она рассказала за два часа до того, как ты здесь появился.
Арташов с притворным сочувствием оттопырил губу:
— Видишь, как влип!
Холодный пот прошиб Гулько. Сзади послышался ему шорох. Он извернул голову, — в дверях, переодетый к дороге, с выражением брезгливости на лице, застыл Горевой, за которым угадывались фигуры Эссен и Невельской.
Лиц державших его разведчиков Гулько не видел, но по тому, что легкий дотоле захват сменился железной хваткой, стало ясно, — теперь они держат врага. И — не выпустят!
— Да! — наигрывая ярость, зарычал Гулько. — Да, было! Пришлось расстрелять! И это навсегда открытой язвой! Но иначе никак. Потому что проверка. А у меня было задание высшего командования. Особой важности, которое не мог провалить! Любой ценой не мог! Пойми ты это! Ты ж сам разведчик! Разве не приходилось своих, раненых, добивать, если иначе не получалось от немцев с «языком» уйти? В нашей профессии цель оправдывает средства.
— И что же это за цель? — процедил Арташов. — Какое задание?
— А вот это нельзя! — отрубил Гулько. — Это даже у расстрельной стены!..
Арташов заколебался. Слова Полехина о том, что Гулько работал в тылу врага, он запомнил.
Наступившую тишину нарушало лишь громкое, с оскорбленными всхлипами дыхание Гулько.
— Особое, говоришь, задание? — послышался гневный девичий голос. Маша, скрытая дотоле за Арташовым, обошла его и, подрагивая от негодования, подошла вплотную к особисту. — Высокая цель?
Ноздри ее затрепетали.
— А крест как отличившемуся карателю за уничтожение партизан — тоже цель? — прошелестела она.
— Да-а! — в лицо ей выдохнул Гулько. — А ты бы, мерзавка, хотела, чтоб я легенду спалил?!.. Их без меня окружили!
— А девчонки-телефонистки, которых сожительствовать принуждал? — не отступилась Маша. Она безуспешно старалась поймать ускользающий взгляд врага. — Танька Стреглых, что умерла после аборта у повитухи, — это такая твоя легенда? А Верочка Бароничева, которую сдал как полукровку, — тоже по легенде или потому, что отказала тебе? А? Легендарный? Господи! Что ж вы его слушаете?.. Так я сама за всех!
Она вдруг вцепилась ногтями в его лицо. По щекам Гулько побежали резвые ручейки.