С менторским этим тоном контрастировали полные страха глаза баронессы.
Новый разрыв вызвал среди слепых девочек крики ужаса. И Эссен, преодолев страх, вновь принялась успокаивать остальных столь равнодушно, будто и впрямь не было для нее ничего привычней ночных обстрелов.
— Hinlegen! Gut, Mädchen. Jetzt auf, meine Braven. Die tapfersten bekommen zum Frühstuck noch einen Knödel als Beigabe. (Ложись! Хорошо, девочки. Теперь встали, умницы мои бесстрашные. Самые храбрые за завтраком получат по лишнему кнедлику.)
Заслышав вопль страха кого-то из обслуги, тем же ровным голосом перешла на русский:
— А если какая-то дрянь не умеет сдержать нервы, лучше пошла прочь, но не сметь пугать детей!
Шедшая с другой стороны Маша то и дело бросалась к очередной оступившейся девочке, заботливо поднимала, успокаивала и беспрестанно с тревогой посматривала вперед, силясь различить фигуры Арташова и Горевого, прокладывавших путь остальным.
Арташов бесконечно оглядывался на разрывы, на горящий особняк.
— Долго еще?!
— Метров триста, если не сбились, — прерывисто ответил Горевой. — Там большой валун! За ним и укроемся.
Он остановился перевести дух.
— Что ж это всё-таки, господин капитан? Неужто танковый десант?
— Похоже на то. С острова Борнхольм. Проморгали. Должно быть, к заводам «Фау» рвутся.
— Но к заводам прямой путь вдоль побережья. Зачем им дом-то наш? Это ж крюк. А?
— Черт его знает, — Арташов беспокойно обернулся. — Веди, веди, отец! Минута дорога!
— Я с вами вернусь! — объявил Горевой. — Стрелять, слава богу, не разучился. А вам сейчас каждый лишний человек сгодится.
— Да не человек! Гранат бы противотанковых. Они так всех моих повыбьют! — в отчаянии выкрикнул Арташов.
Он бессмысленно принялся крутить окуляры бинокля. Вспышка на секунду осветила машины наступающего врага. Лицо Арташова посерело.
— Наши, — глухо произнес он.
— Кто ваши? — оторопел Горевой.
— Наши танки, — Арташов помотал головой. — Безумие! Но нас атакуют наши танки!.. Вот что! Мы уж далеко отошли. Дальше вы сами. Укроетесь за валуном и ждите. А я к своим… Это приказ! — пресек он возражение. — Ваша боевая задача — обеспечить сохранность детей и женщин.
— Слушаюсь! И позвольте, как говорится, пожелать!.. — Горе-вой протянул для рукопожатия руку. Но спутник, только что дышавший ему в лицо, успел раствориться в темноте.
— Удачи! — договорил, уже в пустоту, старик.
Он вернулся к отставшей цепочке. Маша, державшая за руку самую младшую — Розу, — при виде одинокого Горевого вскрикнула.
— А где?!..
Горевой хмуро кивнул в сторону разрывов.