— Командир корпуса приехал! — повторил Сашка, извиняющимся голосом давая понять, что, будь это кто-то хоть чуток ниже рангом, никогда бы он не позволил себе потревожить командира. Но — генерал всё-таки!
— Где?
— С буржуазным элементом беседует, — подавая гимнастерку, наябедничал Сашка.
Когда через несколько минут Арташов, застегивая на ходу воротничок, вошел в гостиную, командир 108-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Полехин мило общался с баронессой Эссен и Невельской. Дородное тело комкора провалилось в мягком кожаном кресле. Дымящаяся чашка с чаем затерялась в огромной лапище.
— Товарищ генерал! — Арташов вытянулся.
Мясистое, в тучных родинках лицо Полехина при виде подчиненного приобрело недовольное выражение.
— Сладкий видок! — оборвал он рапорт. — Разгулялся на хозяйских харчах. Даже караульное охранение выставить не удосужился. Не рановато ли расслабился? Иль забыл, что война еще не кончилась?
— Как же, забудешь тут, — обиделся Арташов. — У меня только вчера двое погибли. В том числе последний офицер.
— Не у тебя одного, во всем корпусе потери. Дорого нам этот Рюген дался, — Полехин нахмурился. — Что зыркаешь? Думаешь, сотни на смерть послать легче, чем двоих?
— Полагаю, легче. Вы эти сотни на корпус делите. А у меня они считанные.
— Ишь, каков! — Полехин оборотился к притихшим дамам, приглашая их оценить дерзость подчиненного и собственное, генеральское долготерпение. Но в глубине суровых глаз проблескивали лукавые лучики. Эти хорошо знакомые Арташову лучики стирали с тяжелого лица простецкое выражение, за которым прятался очень умный и наблюдательный, битый-перебитый жизнью мужик.
В дверь протиснулась потеющая от страха физиономия старшины Галушкина, из-за спины которого выглядывал Горевой. Полехин поманил Галушкина пальцем.
Старшина выдохнул и, старательно чеканя шаг, двинулся к генералу. В левой его руке вверх-вниз ходил зажатый в кулаке лист бумаги.
— Давай, давай, — поторопил Полехин. Пробежал глазами содержимое листа.
— Десять килограмм шоколада? — переспросил он с показной суровостью. — Не слипнется?
Старшина в ужасе сглотнул.
— Так мал мала ведь, товарищ генерал, — горячо зашептал он. — Глядеть больно, какие тщедушные!
— Рассчитали, как вы и приказали, на неделю, — дополнил Горевой, под взглядом генерала браво подтянувшись.
— Тушонки пару ящиков вписать? Или лишним будет? — шутливо обратился Полехин к Невельской.
— Не-не-не! — Невельская, утратив дар речи, затыкала пальчиком в докладную. — То есть непременно.
Полехин, вошедший в роль благодетеля, выдернул из кармана самописку, начал было писать, раздраженно потряс ее и лишь после этого сумел вписать строку.