— Летом у Церкви появляется много организационных вопросов. Всегда уходят лучшие. Не успеваешь привыкнуть к священнику, — хоп, и он исчезает.
— Мне кажется, он мог бы нам заранее сказать.
В тревоге я разбираю почту. О ком и о чем они говорят? Я предчувствую худшее, а худшее — это если речь идет о Люке Вейссе.
— И не говорите! Сроки жмут, на сентябрь у меня никого нет.
— Никого? — говорю я, мертвенно-бледная, не в силах сдерживаться дальше.
Я краснею, ласка смотрит на меня.
— Наш священник уходит от нас.
— Как это «наш священник уходит от нас»?
Я сама понимаю, как глупо повторять каждое слово Розетт. Надо бы импровизировать, улыбаться, но я, хотя и ужасно лицемерна, не могу никого обмануть. Надо испить чашу до дна. Мне кажется, мое сердце разорвется, оно бьется с ненормальной и болезненной скоростью. Оно просто вырывается из грудной клетки. Мне все больней и больней, но точно еще ничего не известно. Сомнение остается, эта секунда еще не смертельна.
— Мы говорим об отце Вейссе.
Я застываю в кресле на колесиках. Люк. Чтобы отвлечь внимание, я начинаю ставить печати нашего агентства на конверты. Нужно приложить штемпель к обратной стороне конверта, и появится изображение Христа. Я так дрожу, что печать Назарета ложится криво. Я набрасываюсь на адреса. Беру фломастер, список. Буквы пляшут.
— Не забудь регистрацию на церковь Благовещения в сентябре; мы еще не знаем имя священника, но скоро узнаем, — советует Мирей.
Она внимательно смотрит на меня.
— Ты вся белая. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Надо бы купить вентилятор, иногда здесь просто невыносимо, — говорю я, погружаясь в свои реестры.
Обе женщины кивают головами. В Назарете царит упадническая атмосфера. Вторничные добровольцы ушли на летние каникулы, в церкви Благовещения больше нет месс, Мирей сегодня вечером уезжает в Руан, считает часы. Агентство закрывается до сентября. Где бродяги находят пристанище летом? Загадка. Летняя жара решает их проблемы? Меня тошнит. Я наклоняюсь и открываю свою сумку. Беру мобильный, как утопающий хватается за спасательный круг. Сообщений нет.
— Отец Вейсс попросил о новом назначении без предупреждения, — продолжает Розетт, всаживая мне кинжал в спину.
— А куда он едет? — спрашиваю я тихим голосом.
На пару секунд я успокаиваюсь: Люка назначили в Кюри или в Анри-Мондор. Если только не послали в провинцию? Эти перемены объясняют его молчание. Он размышляет. Не надо сходить с ума.
— За границу. Больше ничего не известно.
Лезвие пронзает легкие, сердце задето.
— Что это значит — за границу?
— Мы узнали девятого июля, — вздыхает моя начальница. — Отец хотел сохранить секрет из-за больных. Это будет для них таким ударом.