Быстро устремил он на меня взоры свои и с трепетом произнес: "Как! и сего последнего утешения меня лишили! Безжалостные! Бесчеловечные!"
После некоторого молчания он призвал слуг и с помощью их оделся. Потом сказал: "Я сейчас еду в город, - взял меня за руку и вышел на крыльцо. Веди меня на место, где покоится страдалица!"
С трепетом повиновался я и с сокрушенным сердцем привел его к могиле. Я не мог произнесть ни слова и, указав пальцем на место, прислонился к сосне. С воплем пал Аскалон на сырую землю, обнял ее и произнес: "Ты здесь, моя Мария! ты здесь! о я, злополучный!" Тут зарыдал он горько, и я мысленно восслал благодарение милосердому богу за сии спасительные слезы.
Около часа провел граф на могиле. Он призывал все силы небесные, умоляя их возвратить Марию или и его взять от лица земли. Наконец, пришед в изнеможение и вняв моим просьбам, в последний раз обнял землю, оросил ее слезами и, встав, обнял меня и пошел из саду.
Карета готова была к отъезду; он сел и сказал мне: "На несколько недель отлучаюсь в город; до приезда моего никто, кроме тебя, Хрисанф, да не дерзнет прикоснуться к земле, покрывающей прах моей Марии". С сим словом карета покатилась сколько можно быстрее.
Из первого уездного города получил я от Аскалона приказание: в углу сада, против могилы Марииной, построить немедленно деревянную беседку по приложенным чертежу и размеру. Хотя мне совершенно было неизвестно, на что понадобилась новая беседка, когда довольно находилось таких в саду, и хотя время года нимало не способствовало к постройке, однако ж я, собравши своих сельских плотников, принялся за дело с такою ревностью, что беседка готова была менее нежели в месяц; а спустя несколько дней явился и граф, но не один.
Вместе с ним в карете приехал старый священник Памфил, которого вы видели подле себя за обедом, и человек с двенадцать художников разного рода. "Любезный друг, - сказал Аскалоп, обняв меня с нежностью, священник останется у нас, может быть, навсегда, отведи для жилья его приличные покои в сем доме подле комнаты, где предки мои приносили молитвы свои богу, и назначь ему прислугу. Прочих же, приехавших со мною, в числе коих есть живописцы, столяры, слесари и другие, знающие свое дело, размести в пристройках дома, где кому покажется удобнее. Они хотя не навсегда здесь останутся, однако пробудут довольно долго".
Едва рассвело поутру, я получил приказание явиться к графу и немало подивился, увидя его уже одетого и притом в глубокий траур. Когда я дал ему сие заметить, то он отвечал с горькою улыбкой: "Это одеяние для меня приличнее, нежели прочие, и я не переменю его до гроба.