— У Валюшки почтальонка была знакомая. Отделение-то рядом, — живо возразил Максимов-старший. — Я и в милиции то же самое говорил. А уж если новенький кто придёт, она попросит телеграмму вскрыть и прочесть через дверь. Да никогда Валюшку на такую дешёвку не возьмёшь! Мы с ней много раз обсуждали, как себя вести. Она не кумушка какая-то любопытная… Строго-настрого наказал, чтобы никаким попрошайкам не открывала! Даже агитаторов вон гнала, не то, что всяких подозрительных! К тому же она в тот день больная лежала. Когда жар, не очень-то к двери побегаешь!
— Зря только время потеряли! — зло сказал Леонид.
Он открыл бутылку портвейна и наполнил свою рюмку. Потом вспомнил про других.
— Оксана, батя, как вы? Нет? Ну и ладно…
Леонид выпил и как-то враз захмелел. Оксана, в отличие от сотрудников официальных структур, не была ограничена инструкциями и не вела протоколов. Допрашивать могла и пьяных, и наколотых; с такими легче было работать. Потеряв контроль над собой, они могли выболтать лишнюю информацию, которую в нормальном состоянии непременно утаили бы.
— Разных хватали по этому делу. Но мать никогда такую гопоту не пустила бы на порог! Следователь, Галина Семёновна, лучше всё расскажет. У неё в деле документы подшиты. Ханыга у нас в третьем парадном живёт, два раза сидел. Его схватили, в «Кресты» окунули и три месяца разрабатывали. Под конец он все теракты на Северном Кавказе готов был на себя взять, не то, что убийство матери. Привезли сюда на следственный эксперимент, а он в квартире совершенно не ориентируется. И где конкретно взял деньги, вспомнить не может. Сперва говорит — под бельём. Потом передумал. Вспомнил, что, вроде, в помойном ведре. Короче, кривлялся до тех пор, пока у Милявской терпение не лопнуло. Пришлось отпускать мужика и сразу же класть в больницу с обострением туберкулёза лёгких. А настоящий убийца только посмеивается где-то, козёл!
Леонид треснул по столу кулаком с выколотым якорем. Мокрые усы его тряслись, глаза горели.
— Оксана, я тебе заплачу, хоть ливер наружу выверну… Найди его! Найди и отдай мне, чтобы я своими руками глотку ему порвал! И пусть судят меня потом, пусть сажают! Мне по барабану…
— Да полно, Лёня, дочка у тебя без матери!
Владимир Игнатьевич обнял сына за плечи, навалился на него всем телом. В открытую форточку ворвался тёплый летний ветер; затрепетали шторы и гардины. Отец и сын Максимовы, как по команде, сняли кители и остались в кремового цвета рубашках с погонами и галстуками. Оксана, глядя на них, тоже стянула жакет. Решила, что потом нужно будет принять душ и одеться полегче.