— Липка, дай гитару!
Я наконец-то решилась вынести на суд друзей плод собственных трудов. Показать тот самый сюрприз, который так долго готовила. Все смотрели на меня с превеликим удивлением — неужели буду петь? Но я всегда считала, что песня лучше тупого молчания поможет высказать горе, ненависть, надежду. Когда сестрёнка принесла гитару, я взяла её и поудобнее устроилась на стуле.
— Ребята, Прохор Прохорович, Вира, я попробовала написать музыку…
Краска смущения залила мои щёки. Озирский коротко свистнул.
— Да ну! Молодец! Это, как я понял, будет песня?
— Да, конечно. — И я принялась перебирать струны.
Никогда не думала, что так страшно впервые петь перед близкими людьми. Что же тогда говорить о чужих? У меня заплетались пальцы, и пересыхало в горле.
— А слова чьи? Тоже твои? — Гай даже привстал за столом.
— Нет. Я нашла листочек со стихами у «Асмарала». Стихи были напечатаны на машинке и не подписаны. Я прочитала и подумала, что слова так и просятся в песню — как раз о тех днях. В память мамы, в память всех, кто погиб там, я пою…
— Давай скорее! — приказал Озирский.
Брагин молча стиснул на коленях пудовые кулачищи.
— Автор стихов назвал песню «Эхо».
Я старалась исполнять мелодию именно так, как её сочинила. Кажется, из мизинца правой руки у меня пошла кровь — и это было тоже символично.
Ваши души ещё не покинули этих ходов,
И неслышное это уходит в подземные залы.
То ли звуки невнятных шагов, то ли стёжки следов:
«Это что? К «Полежаевской»? —
«Нет. К «Баррикадной».
«К «Смоленской». К вокзалу»…
Все, не сговариваясь, встали из-за стола. Только мне Озирский махнул — сиди, мол, так удобнее. Ведь гитара без ремня, и на весу её держать трудно. Брагин плакал, Озирский кусал губы. Липка закрыла лицо ладошками, плечи её тряслись. Я сидела на стуле, а Ота лежала в коляске и слушала песню. Она ведь тогда уходила с нами под землей — крохотный ветеран подлой войны.
Вы, погибшие там, наверху, не успели уйти
До начала второй, самой и злой гекатомбы*
Нашей памяти гулкой вашу память, как эхо нести
Наших братьев, уже не успевших уйти в катакомбы…
Каждый из нас помнил, что без коллекторов мы бы не спаслись. Что канализационный люк может быть самым безопасным местом в городе. Повезёт ли мне сейчас? Скоро я покину квартиру на Звенигородке и уеду на Спиридоньевку, к Дайане. А уже туда ночью прибудут люди Косарева, которые повезут меня во Владивосток.
Остаётся три часа на то, чтобы протрезветь и сосредоточиться. Около меня не будет уже ни Андрея, ни Прохора. Даже поблизости, на улице им нельзя находиться. Их могут заметить, и тогда мне придётся плохо. Но не стоит напрягаться раньше времени. Сейчас я должна петь.