Их путешествию помешала зима, и они решили переждать ее в Никомедии. Быть может, мальчик приболел; после всех этих бурных событий, вполне возможно, у него случилось нервное расстройство. Но он был счастлив и приказал устроить пышные празднества в честь бога, имя которого он принял, и регулярно появлялся в одежде жреца – в шелках пурпурного и золотого цветов, с ожерельями и подвесками, водрузив на голову богато украшенную драгоценными камнями митру. Облачившись в эти одежды, он объявил, что вступает во второй год своего консульства и во второй раз становится трибуном. Его бабка и мать посовещались с военачальниками Ганном и Комазоном и решили, что надо попробовать сделать из него человека, хотя бы немного похожего на римлянина. Когда ему объяснили, что в Риме шелковые одежды считаются признаком дурного тона, он простодушно ответил, что шерсть – слишком дешевый для него материал и носить шерстяные одежды он не станет. Юный император решил доказать всем, что последнее решение за ним. Ганн попытался было исполнить свою роль строгого наставника, но Элагабал, до этого подумывавший о том, чтобы объявить его Цезарем и женить на своей матери, решил от него избавиться. «Ганн, конечно, жил роскошно и любил брать взятки, но, несмотря на это, он никому не сделал зла и для многих людей был благодетелем». Так отзывается о Ганне Кассий Дион.
Бабушка Элагабала, которая вращалась в высших слоях римского общества и имела богатый опыт, сказала ему, что по римским представлениям он больше похож на женщину, чем на мужчину. Однако вместо того, чтобы прислушаться к ее словам, он заказал большую картину, на которой должно было быть изображено, как он приносит жертву своему камню (его тоже следовало там изобразить). Картину отослали в Рим и велели повесить на самом почетном месте в Доме сената. Она должна была помочь сенаторам заранее привыкнуть к облику нового императора. Вряд ли эта картина им понравилась, несмотря на всю ее красоту; а приказ о том, что они должны приносить перед ней жертвы, скорее всего, привел их в ярость.
В начале июля 219 года императорский кортеж достиг Рима. Увидев императора в его необычных одеждах, римляне окрестили его ассирийцем. Никто даже в самом страшном сне не стал бы считать римлянином юношу, который подвергся обрезанию и не ел свинины.
Самая сильная из его эмоций была привязанность к своему камню; он, вероятно, искренне верил, что, привезя в Рим солнечного бога, сделал городу величайший подарок. В Риме начали строить храмы в честь солнечного бога Элагабала, самый большой и самый важный был на Палатине. В этот храм император хотел перенести священный предмет, которому поклонялись римляне, – палладий