– Ты тоже все сделала грамотно.
– У меня большой опыт. Плотники часто травмируются, особенно на первых порах. Я и себя сто раз зашивала, и Томаса приходилось. Однажды даже сделала маленькую операцию, на себе.
Анхела показала ему палец с прямым тоненьким шрамом.
– Ты поранилась там, в гараже?
– Да. Доска соскользнула.
– А что сейчас делаешь из этих огромных досок?
– Висячий домик на дерево.
– Ничего себе заказ!
– Это не заказ. Я его мастерю ко дню рождения Томаса. Я его еще должна смонтировать прямо там, на дереве, но в последний момент, наверное, ночью накануне дня рождения. Томас там часто играет, поэтому я делаю все по секрету от него, из отдельных блоков.
– Дорогой подарок.
– Не дороже Томаса.
– Надеюсь, ты не сочтешь меня грубым… Конечно, я лезу не в свое дело, но ты так добра ко мне, и еще эта ночь, и виски… Прости, пожалуйста, но где отец мальчика?
Анхела перестала улыбаться и резко изменила позу.
– Во всяком случае, не здесь.
Давид понял, что тема болезненная и затрагивать ее не следовало.
– Прости, Анхела. Я не хотел. Я не должен был…
– Да ладно. Я об этом не говорю, потому что для меня тема закрыта и неинтересна. Отцом Томаса был один наш сосед. Предпочитаю не обсуждать его. Связь давно изжила себя, и я не хочу о ней помнить, кроме того, что теперь у меня есть сын. Мой любовник не желал такой обузы, как ребенок, а я не хотела такой обузы, как он сам. В общем, он ушел, а я и вслед не посмотрела.
– Мальчик меня восхищает. Как он слушал Эстебана, тогда, в таверне.
– Да, ему очень нравится слушать истории Эстебана. Да нам всем нравится.
– Эстебан нам встретился сразу, как только мы приехали в село, он показал, как пройти в «Эра Уменеха». По пути восхитил нас, на ходу создав нечто вроде детективного сюжета.
– Да, Эстебан у нас мастер на такие штуки. Умнейший человек. И как подумаешь, каково ему сейчас…
– А что?
Анхела удивленно взглянула на него, а потом ответила:
– Прости, я думала, ты знаешь. Жена Эстебана безнадежно больна, она умирает.
Давид сразу вспомнил, что Эстебан нес не одну, а две свечи по пути в часовню.
– Господи…
– У нее боковой амитрофический склероз, она парализована. Я каждый день навещаю ее. Иногда помогаю сиделке. На поверхностный взгляд она отключена и ничего не чувствует, но когда я касаюсь ее, то понимаю, что тело еще реагирует. Остатки чувствительности. Сегодня день ее рождения.
– Да уж… день рождения. Ничего себе праздник. Бедная!
– Эстебан настоящий философ. Не то чтобы он был безразличен, нет, он переживает беду тяжело, потому что они с Алисией всегда были очень близки. Он не холоден, а разумен.