Как это случилось? Верно, судьба. Вот так! А что мог предложить Луч? Свое тепло? Вечное стремление куда-то? А куда - он и сам не знал.
Теперь Блеск-Амальгама и Стекло были вместе. Получилось Зеркало. Зеркало отразило Луч. Он последний раз вспыхнул на его гранях и исчез: ведь это был гордый Луч!
Никто не знал, где он скрывался. А ему было все равно. Ведь так?
Шло время. Блеск-Амальгама тускнел и трескался, осыпаясь сухими блестками. И однажды он услышал слово "уходи" - кривить душой Стекло не умело, это ведь было не Кривое Зеркало!
Стекло осталось одно. И тогда-то оно снова встретилось с Лучом. Он куда-то торопился - может быть, кого-то согреть. Стекло попалось ему на дороге, а он прошел сквозь него и не заметил: ведь у Стекла был кристально чистый характер! Или сделал вид, что не заметил?
Я не могу судить, кто из них был прав. Знаю только, что осколки Стекла разлетелись по всему свету, и теперь попадают людям в глаза и сердца!
Ее глаза серьезно взглянули на меня.
- Вот и вся сказка, - промолвила она. Я взял ее за руку. Рука была тонкая и легкая; ее ладонь свободно умещалась в моей.
- Пусти, - проговорила она. - Не надо.
Серебряная луна заливала светом комнату, и в лунных лучах ее фигурка тоже казалась серебряной, такой близкой и бесконечно далекой, что сердце мое вдруг рухнуло куда-то, отозвавшись щемящей болью в груди.
- Самое главное - по-новому увидеть, - улыбнулась она. - Это лучшее, что может достаться человеку; ты знаешь! Хочешь, я помогу тебе вспомнить? Посмотри вокруг!
Над нами сплетали ветви золотые осенние деревья. Прохладные георгины и астры испускали тонкий неуловимый аромат. В лучах вечернего солнца аллея казалась сказочной и манила вдаль теряющейся в золоте перспективой. Увлекшийся, пораженный, я сделал шаг - и исчез, и зазвенели, зазвучали мелодии, забытые и прекрасные, и в них затерялся смех, ласковый, любимый, ее смех - никто другой в целом мире не мог бы так смеяться.
Я оглянулся. Она стояла, глядя восхищенными глазами на праздник осеннего света, как глядят всегда, когда видят красоту впервые - красоту умирающей природы, величавую и бесконечно знакомую. Желтые листья падали и застревали в ее волосах; она была нигде - и в то же время везде, где-то рядом; она сливалась с листопадом, и мельком брошенный взгляд ловил ее улыбку, легкую и загадочную. Казалось, это она погружает парк в золотой струящийся сон, и под ее ногами шуршат опавшие листья, и задетые ею кусты тихонько покачивают багряными ветками в потоках заходящего солнца. Эта стена осени, весь мир, умещавшийся в ней и во мне, надвигался, такой знакомый и желанный, и тревожил память, и тихо кружился в задумчивых ее глазах!