В связи с улучшением жилищных условий у Курочкина появилась отдельная комната, в которую он переволок свой старый фанерный чемодан - верный его спутник от Севастополя до Сан-Диего. У него появилась привычка в долгие вечерние часы перебирать содержимое чемодана, воскрешая в памяти блестящие балы, дуэли, упоительные гусарские пьянки и многочисленных женщин, попадавшихся на его долгом жизненном пути. Были в этом чемодане и чисто фамильные реликвии: кольцо с фальшивым бриллиантом изумительно чистой воды, серебряная вилочка из кофейного сервиза бабушки, неизвестно кому принадлежавший орден Андрея Первозванного, запасной нательный крест, револьвер, пачка презервативов, библия и предметы культа, удостоверение личности штабс-капитана Его Императорского Величества первого пехотного полка Хрякова Константина Ильича с дагерротипом Курочкина, бильярдный кий, колода карт с шестью тузами и еще много старой, никому не нужной чепухи.
При каждом новом переборе Курочкин обязательно находил в необъятном чреве чемодана что-то новое, чему он всегда искренне удивлялся; при этом каждая новая безделушка приводила его в благоговейный восторг, оканчивающийся острым приступом ностальгической ипохондрии. Перед его мысленным взором проплывали тогда решетка Летнего сада, бронзовые купидоны, подобострастное лицо околоточного и непередаваемый вихрь из обрывков сладко-розовых воспоминаний.
Однажды ностальгия дошла до такой степени, что Курочкин взвыл и так глубоко копнул в чемодане, как до этого он еще никогда не делал. В результате этого самокопания - ибо чемодан давно следовало уже считать частью его самого - на свет была извлечена слежавшаяся тетрадь с двумя целующимися голубками на переплете выцвевшей козловой кожи. На титуле можно было разобрать полустертое золотое тиснение:
КОРВЕТЪ "ШПЕЦРУТЕНЪ"
вахтенный журналъ
- Стоп, стоп, стоп! - не выдерживает, наконец, любознательный читатель. - Стоп, граждане авторы! Что-то у вас, как говорится, прицел сбился! Где динамизм повествования? Где экспрессия? Где легкость и игривость сюжета? Где поучительные диалоги, где блистательные подвиги; где, наконец, любовь?!
Молчат авторы. Действительно, нет динамизма. Исчезла легкость. Полностью отсутствует любовь. Что ж, любознательный читатель, ты во всем прав! И ничего нам не остается, как, щелкнув каблуками, хором отвечать:
- Виноваты! Исправимся! Больше не повторится!
И, в качестве первой меры перевоспитания и оживления действия, авторы предполагают, к примеру, подсунуть в чемодан Курочкина (пардон, пардон, К. И. Хрякова !) что-либо такое, эдакое! Впрочем, вот: